Путь войны

Крамневский беглым взглядом окинул манипулятор руля и репитеры гирокомпаса, затем глянул на водную гладь, сквозь иллюминатор под козырьком волноотбойника. До того, как посмотреть на окружающее собственными глазами, он думал, что теперь местная Атлантика покажется почти родной. Обычное солнце, обычная вода. Но командир ошибся. Солнце, небо, редкие тучи — они действительно ничем не отличались от родных. А вот океан… Покуда хватало взгляда, от бортов «Пионера» и до самого горизонта, во все стороны простиралось морское кладбище. Сотни тысяч, наверное, миллионы мертвых морских обитателей превратили океан в устрашающее подобие гигантской суповой миски. В основном рыбы, всех возможных видов и размеров. Несколько дельфинов, подставивших солнцу бледно-серое брюхо и даже какое-то веретенообразное страшило, раскинувшее безвольные щупальца длиной метров по двадцать каждое. Оно очень походило на гигантского кальмара, но без двух основных «рук». Время от времени набегавшая волна колыхала тушу дохлого морского чудища, и щупальца скользили по борту подлодки, словно стараясь вцепиться в него.

Радюкин стукнул по стене пробиркой, привлекая внимание, негромкий, но очень чистый, какой-то по-особенному музыкальный звон далеко разнесся вокруг. Илиону представилось, как звуковые волны беспрепятственно расходятся все дальше и дальше, пересекают сотни километров, чтобы в конце концов найти приют в акустических приемниках врага…

«Становишься мнительным» — подумал Крамневский.

Радюкин стащил маску, брезгливо сморщил нос и вынес вердикт:

— Много аммиака и сероводорода. В остальном пригодно для дыхания и технического использования.

С этого мгновения время понеслось как отпущенная тугая пружина. Прихватив секционный ящик для образцов, Радюкин полез на палубу, собирать дохлятину для исследований. Крамневский деловито заговорил в микрофон, отдавая короткие указания и слушая отчеты. Илион буквально видел, сквозь толщу корпуса, как весь сложнейший организм «Пионера» пришел в движение, как заработали компрессоры, устремилась в «горячую» зону аварийная команда, вооруженная ремонтными наборами. И двинулась к рубочному люку первая партия «курортников».

У подводников очень устойчивая и тренированная психика. В их ряды изначально набирают людей с крепкими нервами и высоким порогом тревожности, а затем природная стрессоустойчивость дополнительно укрепляется специальными тренировками. Но все же, каким бы не был отбор и последующая закалка, человек по своей природе не приспособлен к долгому существованию в тесном замкнутом пространстве, на глубине, под постоянной угрозой гибели. Поэтому командиры военных подлодок при каждом удобном случае дают экипажу возможность немного «развеяться», посмотреть на солнце вместо искусственного электрического света и вдохнуть настоящий свежий воздух вместо регенерированной атмосферы субмарины. И чем больше и опаснее был поход, тем больше ценятся краткие минуты наверху. В просторечии такие быстрые вылазки на палубу называются «забегом на курорт».

Чистого воздуха здесь и близко не было — тяжелый смрад гниющей органики забивал все естественные запахи моря, но свет и много открытого пространства наличествовали. Со стороны «курортники» напоминали заключенных на прогулке — небольшие партии по три-четыре человека, один за другим споро карабкались по трапу вверх, пробираясь через рубочные люки. Затем спускались на трехметровой ширины палубу и форменным образом сходили с ума, по крайней мере, так казалось со стороны. Кто-то начинал бегать по чуть пружинящему настилу, спеша побольше нагрузить мышцы, кто-то валился на спину, широко раскинув руки и устремляя восторженный взор в небо, кто-то просто ходил, впитывая и смакуя каждое мгновение как выдержанное вино. Прогулка несколько омрачалась всепроникающей вонью разложения, но все же доставляла немало радости.

Затем следовал свисток старпома, и «курортники» так же быстро устремлялись обратно, в стальную утробу подлодки, а им на смену спешила следующая партия. Режим был жестким, но командир должен был принимать во внимание возможность того, что враг может появиться в любой миг. Команда «Пионера» относилась к этому с пониманием.

Налетел ветерок, морская вода пошла крупной рябью коротких, «дробленых» волн.

Когда по палубе рассыпалась третья группа, Крамневский тоже решился подарить себе немного свободы, и стащил дыхательную маску. Тяжелая вонь гниющих обитателей моря ударила в нос как молотком, после привычных запахов металла и озона органический смрад казался особенно мерзким. Илион задержал дыхание, претерпеваясь. Еще полчаса, самое большее — сорок минут, и «Пионер» вновь уйдет на глубину, словно его никогда здесь и не было. Прочь от чужого холодного солнца, мертвого океана и опасности, которая буквально разливалась в воздухе.