Путь в Беловодье

Надежда бросилась к нему и схватила за шею. В тот же миг ожерелье Романа стало вибрировать. И ее – он видел это – пульсировало в такт. Он тоже положил ей ладони на шею, вслушиваясь в биение водной нити.

– Почему же ты не душишь? – спросил, приближая свои губы к ее губам. – Я жду.

Надежда закрыла глаза и судорожно вздохнула.

– Баз сказал?

– Нет. Я догадался, милая. Моя мать так ограждала себя от материнства. Я появился на свет случайно, когда она решила, что больше не может забеременеть, и забыла ненавидеть.

– Кому ты хочешь отомстить?

– Не тебе – это точно.

– Пошли к старику! – Надя сняла руки Романа со своей шеи. Сняла, но не отпустила, напротив, изо всей силы стиснула пальцы. – Пойдем и спросим его напрямик – правду ли ты говоришь?

– Да если бы и правда, что с того, Наденька? Ведь на самом деле человек отличить не может – околдован он или сам по себе влюбился. И та любовь зла, и эта боль причиняет. Обе они томят, заставляя сердце замирать. А без любви человек несчастным становится. Ничто, кроме любви, согреть сердце не может.

Гамаюнов всякий раз был иной. То надменный, то по-стариковски брюзгливый. Сейчас он притворялся наивно-мудрым, и это было неприятно, потому что именно таким хотел бы видеть учителя Роман. Но сознавать, что учитель притворяется – тошно.

– Отпусти меня, – сказала Надежда, но без капли просительности в голосе. Она вообще не умела унижаться.

– Не могу, – покачал головой Иван Кириллович. – Старость – она ведь на самом деле злая.

– Дед Севастьян не был злым, – заметил Роман.

– Вам легко упрекать – вы сами ничего не создали. А я создал. Это я, именно я задумал Беловодье… Сколько лет о нем мечтал, сколько раз проклинал мечту и вновь к ней возвращался. Знаете, чем Сазонов меня купил? Обещал помочь с воплощением. Я знал, что он совсем иначе понимает Беловодье. Но других союзников не было, и я решился. Думал, что Беловодье его переменит, как переменил когда-то Чернобыль. Младший брат Сазонова был на Чернобыльской АЭС в восемьдесят шестом и получил смертельную дозу. Умирал долго, страшно. От Вадима ему костный мозг пересаживали. А мозг не прижился. Вадим тогда… как бы сказать поточнее… Перестал быть карьеристом и стал совершенно иным человеком. На время. Был придуман проект – неуничтожимый город, упрятанный глубоко под землей, чтобы в случае любой катастрофы… Ведь если вдуматься, мы все живем накануне Армагеддона. Ежеминутно, ежечасно он может случиться. Но все – или почти все – об этом не думают. Понимают лишь единицы. Тот, кто прикоснулся. Как Вадим. Деньги на проект нашли. Огромные деньги. И тут мы случайно с ним встретились. Вадим услышал про Беловодье, про Шамбалу и забыл про свои чертежи. Он рассматривал мой проект вульгарно, напрямую как средство спасения чисто физическое. Но неважно. Ради того, чтобы создать Беловодье, я готов был согласиться и на эту помощь. Я его не разубеждал, а поддакивал. Уверял, что именно таким Беловодье и будет, каким оно кажется Вадиму. Сазонов был человек с положением, со связями. Без него я бы никогда не смог сделать того, что сделал. Так что я ему благодарен. Нет, не осуждайте, но послушайте! Представьте, вы встречаете человека, и он начинает вам рассказывать, что располагает неограниченными средствами, а средства эти готов употребить на осуществление ваших замыслов. Вот подлинное исполнение всех желаний. Я отринул все сомнения. Да, разум мой с ехидной настойчивостью подсказывал, что такого просто не может быть. Что за всем этим должен быть какой-то расчет, обман… Что за все придется заплатить. Но ни обмана, ни расчета я тогда распознать не мог. Ну да, бриллианты были фальшивые. Что из того? Бриллианты – это не цель, а средство. Цель была подлинная, без фальши. И вот… я стал создавать Беловодье. И творение меня подчинило. Но как я был тогда счастлив! – в голосе Гамаюнова слышались мечтательные нотки.

«Воспаряет», – подумал Роман и весь передернулся, потому что слово это было из лексикона Сазоновым.

– Вы очень ловко придумываете оправдания. А те ребята, из которых вы обещали создать элиту для своего чудесного града и которых просто-напросто убили? Вас совесть не мучит, когда вы их вспоминаете?

– Нет, не мучит, – ни на миг не поколебавшись, ответил Иван Кириллович. – У меня не было другого выхода. Те люди, что стояли за Сазоновым, требовали огромные суммы в оплату за свои милости. Причем валютой. Мы продавали бриллианты и расплачивались с покровителями. И потом, работа над проектом сама по себе забирала огромные средства.

– Да, всегда так получается: строят новый мир, а выходит дорогая дача.

– Роман, помолчи, – попросила Надя. – И выйди. Я с… Иваном Кирилловичем наедине поговорить хочу.

– Надя!

– Выйди, прошу тебя.