Путь суфия

И, тем не менее, суфии долго и упорно работали над тем, чтобы приспособить письменное слово для передачи определенных частей своего учения. В результате появился зашифрованный материал, который требовал умелого с ним обращения. Стоявшее за этим намерение не обязательно или не всегда заключалось в сокрытии подлинного смысла текста, скорее в том, чтобы после расшифровки показать: произведение, которое внешне выглядит как законченная поэма, миф, трактат и т.д., допускает также и другую интерпретацию – своего рода демонстрация, подобная калейдоскопу. А когда суфии, рассчитывая на такой же эффект, рисуют диаграммы, имитаторы просто-напросто копируют рисунки, чтобы затем использовать их в соответствии с собственным уровнем понимания88.

Другой суфийский прием также является вызовом для многих исследователей. Дело в том, что немало отрывков из суфийских книг и даже целые книги или последовательный ряд утверждений рассчитаны на то, чтобы стимулировать мышление, иногда даже с целью спровоцировать здравую критику. Читатели же, склонные понимать все буквально, слишком часто воспринимают такие тексты, как достоверное изложение убеждений автора89.

На Западе в целом существует огромное количество переводов, но все они, в основном, представляют собой буквальные пересказы одной только грани многогранных текстов. То, что такие грани вообще существуют, западным исследователям в принципе известно, но они это знание в своей работе пока никак не использовали. Справедливости ради следует отметить: некоторые из них признали, что такое им не по силам90.

Далее, умы некоторых людей просто не в состоянии переварить еще одну суфийскую идею, а именно, что, как уверяют суфии, суфизму можно обучать в самых разных формах и обличиях. Иначе говоря, суфии в этом вопросе не придерживаются никаких условностей91. Одни довольно удачно используют религию, другие – романтическую поэзию, третьи имеют дело с шутками, притчами и легендами, а некоторые в своей работе опираются на различные формы искусства и плоды ремесленного труда. Исходя из своего опыта, суфий может сказать, что все эти направления законны. Но человек посторонний, воспринимающий все буквально, каким бы искренним он ни был, часто с раздражением требует ясного ответа, кто же такие эти суфии (или та или иная группа суфиев): они алхимики или члены братств, религиозные фанатики или шуты92, может быть, они ученые – кто же они, в конце-то концов? Проблема эта, хотя ее можно считать особо характерной для суфизма, сама по себе отнюдь не нова. Под прикрытием закона суфиев уничтожали физически93, или изгоняли из родных мест, или сжигали их книги—и всё за то,что они пользовались нерелигиозными или неприемлемыми в данной местности формулировками. Некоторых из величайших суфийских классиков обвиняли в ереси, вероотступничестве, а также в политических преступлениях. Даже сегодня на них обрушивается огонь со стороны ортодоксов самого разного толка – не обязательно религиозных94.

Хотя суфии утверждают, что суфизм – это эзотерическое учение внутри ислама (с которым, стало быть, он полностью согласуется), даже беглый обзор известных истоков суфизма раскроет нам, что он послужил основанием для формулировок, между которыми, как считает большинство, нет ничего общего. Поэтому, хотя «цепь передачи», к которой относятся известные учителя восходит к самому Пророку Мухаммаду (по той или иной линии преемственности, используемой какой-либо школой или учителем), эту же цепь передачи (те же авторитеты) могут рассматривать, как берущую начало, к примеру, от Увайса эль-Карни (умер в VII в.), который вообще ни разу в жизни не встречался с Мухаммадом95. Такой авторитет, как Сухраварди, определенно утверждает (так же, как и розенкрейцеры, и другие – хотя и намного раньше их), что это, по сути, является формой мудрости, которая была известна и практиковалась преемственным рядом мудрецов, включая таинственного древнего Гермеса из Египта96. Другой автор, не менее известный, Ибн эль-Фарид (1188–1235) обращает внимание на то, что суфизм лежит за пределами всякой систематизации. Он говорит, что «Наше вино существовало до так называемого ВИНОГРАДА И ВИНОГРАДНОЙ ЛОЗЫ» (школы и системы):

Чествуя Друга, мы опьянялись вином
Еще до сотворения виноградной лозы97.