Платформа задрожала под его ногами, сперва слабо, потом сильнее, Кришан посмотрел направо и увидел медленно прибывающий поезд. Снаружи он был тускло-красный, в давних пятнах ржавчины, сажи, смазки, не новый состав с локомотивом обтекаемой формы, приобретенный в кредит у Китая, а старый, тяжелый, коробкообразный поезд из тех, что десятки лет назад покупали в Индии. Все, кто сидел или стоял на платформе, будто бы в полусне, мгновенно схватили сумки и поспешили к вагонам, возбужденные резким запахом дизеля, но Кришан, не шелохнувшись, провожал взглядом заграничное семейство, пробиравшееся сквозь толпу, трое детей вяло плелись за родителями к голове состава. Дождавшись, пока они исчезнут из вида, Кришан неуклюже поднялся, набросил рюкзак на плечо и зашагал к вагону второго класса, в который купил билет. Забрался по вертикальной лестнице в вагон и, сощурясь в резком флуоресцентном свете купе, проследовал к своему месту — оно, к его удовольствию, оказалось у окна. Сидевший возле прохода парнишка лет двадцати с небольшим поднялся с улыбкой и пропустил Кришана; судя по виду, парнишка был сингалец, а это значило, радостно подумал Кришан, что он, скорее всего, выйдет где-то на юге и, может статься, остаток пути соседнее место будет свободно. Кришан уселся, положил рюкзак на колени и уставился в окно, слушая крики торговцев, которые сновали по опустевшей платформе и сквозь открытые окна вагонов предлагали пассажирам чай, кофе, арахис. Не попробовать ли уснуть, подумал Кришан, поскольку ночью проспал всего часа три-четыре, но решил бодрствовать, несмотря на усталость, чтобы как можно дольше сохранить спокойную сосредоточенность, владевшую им с пробуждения. Он достал из рюкзака книгу, которую захватил с собой, — об индийском милитаризме и оккупации Кашмира, он давно собирался ее прочесть, но за последние недели осилил не так уж много. Кришан бездумно листал книгу (главным образом для того, чтобы послушать шелест страниц, а не чтобы найти место, на котором остановился), когда наконец из глубины состава донесся громкий лязг и вагон содрогнулся — знакомый, но все равно удивительный звук, который означал, что поезд вот-вот тронется, и происходил, догадался Кришан, оттого, что наконец отпустили тормоз, с силой давивший на колеса. Поезд чуть дернулся, замер на несколько секунд и, покачиваясь, тронулся вперед. Флуоресцентный свет в вагоне погас, все окутали синие рассветные сумерки, и, обрадовавшись, что почитать не удастся, Кришан отложил книгу и откинулся на спинку сиденья; поезд отходил от платформы. Тонкий пол вибрировал под ногами, оконные стекла дрожали в рамах, колеса стучали по рельсам все ритмичнее: состав набирал ход. Кришан впервые ехал на север на поезде и, глядя на заброшенные вагоны и захламленные мастерские у вокзала, на лачуги, тянущиеся по обеим сторонам от рельсов, странно безлюдные в маленьких ярких кружках света от встречающихся там-сям фонарей, он вдруг почувствовал, несмотря на усталость и печальную цель поездки, как в душе зарождается предвкушение, то же чувство возможности, какое всегда охватывало его, когда он ехал куда-нибудь долго по железной дороге, — ощущение, будто бы он оставляет позади все, что его сдерживало и ограничивало, а сам движется в неопределенное большое будущее.
Он уже несколько лет так не радовался путешествию, поскольку, хоть и часто перемещался между севером и югом, когда работал на северо-востоке, обычно все-таки ездил на автобусе. Поезда запустили только в прошлом году; во время войны северный участок железнодорожных путей был уничтожен, да и автобусом все равно было удобнее, быстрее, дешевле и проще, даже если покупаешь билет в последнюю минуту. Правда, поездки на автобусе действовали на нервы: на выезде из Коломбо машины еле ползли или стояли в пробках, особенно автобусы — из-за своей громоздкости и узости столичных улиц. Водители автобусов вечно нервничали, с силой сжимали руль и рычаг переключения передач, постоянно давили на педали, то вдруг ускорялись, то тормозили, бесцельно пытаясь обогнать более медленные машины; водителями двигало смутное нетерпение как можно скорее закончить маршрут, хоть это и невозможно: как ни гони, а время толком не выгадаешь даже в самой долгой дороге. Постоянное разочарование, невольно передававшееся и пассажирам, казалось, лишь подзадоривало водителей, побуждало их лихачить, обгонять на поворотах и по встречной полосе, несмотря на приближающиеся автомобили; именно разочарование, несомненно, служило одной из главных причин дорожных аварий, каждый день происходивших в стране. Кришан понимал, что почти вся жизнь водителей проходит в таком состоянии, и, представляя, как они ночью лежат в постели — сна ни в одном глазу, после целого дня за рулем раздражение и напряжение не отпускают, — он порою гадал, что им снится, если все-таки удается уснуть: быть может, им видятся широкие пустые дороги с ровным асфальтом, каких наяву не найти, дороги, уходящие за горизонт, по которым можно лететь вечно, без препятствий и без конца, сколько душе угодно.