Путь на юг

– Та! – рявкнул бар Гайт, отступил на шаг, покачнулся и тоже стиснул пальцами рукоять меча. – Та самая! М-моя нар… нар… нареченная! Которую я с-собираюсь вести в храм, чтобы с-сочетаться… достойно с-сочетаться…

Ахар прожевал сливу и подмигнул Одинцову.

– Если та, то Рахи был не первым, кто ее обесчестил. Даже не вторым и не третьим.

– Не уверен, что можно говорить о бесчестье, когда речь идет о Мэлини, дочери бар Ти, – с задумчивым видом произнес Аттакар. – Слышал я, что ее окошко всегда открыто.

– А к окошку приставлена лестница, – добавил Ас, поигрывая мускулами.

Шрам на лице бар Гайта побагровел. Он обвел всех пятерых яростным взглядом, сделал жест рукой, и от дальнего стола, оттолкнув девушек-танцовщиц, двинулись шестеро его приятелей.

– Я б-буду драться! С к-каждым из вас, м-молокососы! С к-каждым, проклятье Шебрет! Завтра, п-послезавтра и еще два дня! П-по одному на вечер, чтобы успели заготовить дров на п-погребальный костер! Но с-сегодня я хочу этого!

Он ткнул пальцем в грудь Одинцова и вытащил меч из ножен на ладонь. Одинцов вытянул клинок на две ладони.

– Тебе, бар Гайт, южный бальзам ударил в голову, – насмешливо произнес Аттакар. – Ты на ногах еле стоишь, а хочешь драться с гвардейцем. Пресветлый Айден! Что за глупость!

– Я с-стою крепко! Я, с-сардар с-сорок третьей орды, с-справлюсь с тремя такими с-сопляками, как этот!

Приятели бар Гайта поддержали это заявление дружным ревом. Бар Гайт попытался снова ткнуть Одинцова, но промазал и попал рукой в блюдо с обглоданным удавом. Впрочем, это его не смутило; с лязгом загнав меч в ножны, он выкрикнул:

– К Морской школе! На пустырь! Немедленно! И нас рассудят Айден и Ирасса!

Все как на Земле, подумал Одинцов, все в славных воинских традициях: сначала пьянка, а за ней ссора и мордобой. Потом, надо думать, девицы… Ну, если разделаться с этим забиякой, то от девиц можно ускользнуть. Ему уже хотелось вернуться в свой замок, к Лидор, Ильтару и бар Занкору.

Пошатываясь, бар Гайт направился к выходу вместе со своей компанией. Шагая следом за ним, Одинцов склонился к уху Абрада бар Хантра и тихо прошептал:

– Что этот остолоп ко мне привязался? Я его в самом деле сильно обидел?

– Не больше, чем Ас, Ахар и Аттакар, – с тонкой улыбкой ответил Абрад. – Эта Мэлини бар Ти, которую он считает своей нареченной, переспала с половиной гвардейцев.

– С тобой тоже?

– Я отношусь к другой половине. К тем, кто еще стоит в очереди.

Они вышли во двор, где приятели бар Гайта сажали его на лошадь. Получалось это плохо – ноги всадника никак не попадали в стремена. Подбежал Чос, ведя за уздцы жеребца и свою кобылу, приблизились другие слуги, но бар Гайт, устроившись наконец в седле, замахал руками:

– Н-не по правилам! Я в-вас вызвал… в-всех вызвал… Н-не один из вас не годится в с-судьи и свидетели!

– Мы не отпустим Арраха одного, – твердо сказал Ахар. – С тобой шесть человек! Это тоже не по правилам.

Одинцов поднялся в седло. Золотистый жеребец заплясал под ним, звонко цокая копытами по каменной дорожке.

– Я возьму с собой Чоса – он хоть не благородного звания, но парень надежный и востроглазый. И ты, бар Гайт, возьми кого-нибудь из своих. А остальные… За остальными вы, ребята, последите. – Он повернулся к гвардейцам. – Чтобы никто из них со двора ни ногой!

Его неприятель, призвав проклятье на голову Одинцова, дал шпоры лошади и выскочил на площадь. Народа там значительно поубавилось – час был поздний, и только у святилища Ирассы еще толпились попрошайки и дюжина-другая знатных господ, расходившиеся после вечерней молитвы. Баст и быстрый маленький Кром ярко сияли в небесах, пробираясь к зениту в густом хаосе созвездий. Лавки и ссудные конторы были уже закрыты, но со стороны увеселительных балаганов еще доносились шум, ругань и громкие выкрики.

Бар Гайт с сопровождавшим его секундантом двинулись вдоль стены Оконто на север, к морскому берегу. Одинцов ехал следом, прислушиваясь, как за спиной скрипит и звякает – Чос вытаскивал дротики из ременных петель у седла. Предусмотрительный парень, этот Чос! – мелькнула мысль. Не видом своим, но нравом он напоминал Одинцову сержанта Крамаренко, хитроватого украинца, бабника и сквернослова, но бойца умелого и надежного. Погиб Крамаренко в Анголе, прикрывая отступление взвода кубинцев.

Обернувшись, он знаком велел Чосу приблизиться.

– Этот, – Одинцов показал глазами в спину бар Гайта, – про какой-то пустырь толковал у Морской школы. Что за место?

– Не помнишь, хозяин? – Чос сочувственно поцокал языком. – Я думаю, ты там не раз бывал и многим кровушку пустил… На берегу то место, подальше заведения, где навигаторов учат. Глушь… Горы песка, камни да волны, а боле ничего… Там благородные счеты сводят. Еще на парадном плацу дерутся, что за Скат Локом. Но там не из-за баб, там если чести урон нанесен. Скажем, если кто-то усомнился в твоей отваге да еще вина в рожу плеснул… А для бабы и пустыря довольно.