Когда солнце начало клониться к горизонту, ветер стих, и наступил прекрасный вечер, какие бывают весной. Воздух легок, не холодный и не горячий, как остывающее парное молоко. Деревья, в белоснежных кружевах, роняют на землю первые лепестки, словно снежинки. Пахнет чем-то свежим. Шмель гудит над первыми цветами, истончающими тонкий почти неслышный запах. Из сада слышен девичий смех.
За два дня пребывания в городе Гостомысл умудрился не только не встретиться с Кюллюкки, но ни разу и не вспомнить о своей жене. А той тоже, похоже, было не до него.
Оторвав взгляд от записок, Гостомысл спросил Ратишу.
— Ратиша, что за девка заливается в саду?
Ратиша выглянул в окно.
— Это Кюллюкки, — сказал он.
— Кюллюкки? — словно удивляясь, переспросил Гостомысл.
Он поднялся и подошел к окну. Из окна хорошо был виден сад. Кучка девиц в ярких сарафанах толпилась рядом с качелями.
На качелях каталась Кюллюкки. Раскачиваясь, она хохотала, и сиденье поднимались так высоко, что сарафан задирался и были видны ее белые ноги.
На секунду Гостомысл позавидовал Кюллюкки, ему тоже хотелось прокатиться на качелях. Но князю не пристало заниматься детскими забавами, и он, нахмуря лоб, отошел от окна.
Ратише также надоело сидеть в комнате, и он предложил:
— Князь, а давай-ка пройдемся к реке? Посмотрим, как ремонтируются корабли. Ведь в конце недели нам выходить.
— Пошли, — сказал Гостомысл, набросил на плечи легкий кафтан и вышел из комнаты.
Однако сначала Гостомысл задержался во дворе. Здесь было тесно от воинов.
Чтобы дружинники, особенно норманны, от безделья не озорничали, Медвежья лапа заставлял их тренироваться целыми днями.
Одни сражались, разбившись на пары палками, изображавшими разные виды оружия.
Другие с помощью лестниц учились преодолевать стены.
Небольшая кучка возилась около метательного орудия.
Старые дружинники сидели на лавочке.
Посмотрев немного, Гостомысл отправился на причал.
На кораблях работа была уже закончена, но плотники еще не разошлись по домам. Старший плотник Рознег, заметив князя, подошел, чтобы доложить, что корабли готовы к выходу.
Гостомысл несколько удивился столь быстрому окончанию работ:
— Так быстро? Но многие корабли, как я заметил, все еще в плохом состоянии.
Рознег сдвинул шапку набок.
— Ну да, — по морю ходить на таких кораблях опасно. Слабоваты. А некоторые вообще — гнилье. Могем, конечно, сделать и лучше, только дороже это станет тебе и больше времени потребуется. Но как говорил Медвежья лапа, ты собираешься идти по рекам. А для рек и такие корабли сойдут.
Гостомысл недовольно скривил губы, но Ратиша шепнул:
— Медвежья лапа верно распорядился, — денег лишних нет, а этих кораблей на пару лет хватит.
— Ладно, — сказал Гостомысл, — смотрите только, чтобы корабли не потонули у берега.
— Не потонут, — сказал плотник.
Гостомысл и Ратиша пошли дальше, в сторону моря. Через пару сотен шагов Ратиша показал на противоположный берег.
— Вот там было бы подходящее место для городка, чтобы он держал вход в реку и не зависел от городских старшин.
Гостомысл остановился и оценил место.
— Однако там берег крут. И каменистый. Неудобно будет ставить частокол — в камне долбить придется.
Ратиша хитро улыбнулся.
— А если ставить городок не из дерева, а из камня?
Гостомысл хмыкнул.
— Из камня?
— Из камня. Там же его много, — сказал Ратиша.
— Не ставили мы городков до сих пор из камня — долгое это дело, да и мастеров нет по каменным работам, — проговорил Гостомысл.
— Так и не городок ставить надо — острог. Мал он будет. Зато крепок. За пару лет можно будет сложить, — сказал Ратиша.
Гостомысл почесал голову.
— Мысль новая. Но подумать надо. Если поставить новый город на Волхове у Ильмень-озера, то здесь хватит и острога.
Осмотрев место, они собрались назад, но увидели, как к пристани подходит небольшой струг.
— И кто же это так поздно возвращается? — спросил Гостомысл.
В сумраке было видно, что со струга на причал сходят женщины, издали их лица рассмотреть было невозможно, но, судя по тому, что сторожа засуетились, женщины были не из простых.
Гостомысл почему-то почувствовал в душе волнение.
— А ну пошли скорее, посмотрим, кто это пожаловал к нам в гости, — сказал он и заторопился к причалу.
Когда подошел ближе, то разглядев лицо одной из женщин, невольно воскликнул от радости, перемешанной с удивлением.
— Мама!
Женщина тоже увидела Гостомысла и скорым шагом пошла ему навстречу.
Не выдержав, Гостомысл подбежал и обнял мать.
Глава 69
Гостомысла отдали на воспитание в семью Стоума в пять лет. С тех пор с матерью, которая проводила время с подругами на женской половине дворца или в саду, он встречался редко. Поэтому, когда он видел мать, она представлялась ему доброй волшебницей, веселой, красивой и доброй, несмотря на запрет отца, тайно засыпавшей его подарками вперемешку с поцелуями.
Но сейчас она показалась ему постаревшей: усталое лицо, тонкие морщинки у уголков глаз. Глаза веселые, но пробивается сквозь веселье тайная грусть. Впрочем, траур по мужу для нее не закончился.