Путь кинжалов

Гилл же стоял на коленях возле Майгдин и что-то быстро-быстро говорил, вопреки всем стараниям Лини его урезонить. Майгдин, обернувшись, посмотрела в спину Балверу, торопящемуся к повозкам, потом перевела взгляд на Перрина. Остальные скучились поблизости, посматривая то на Балвера, то на Перрина. Вот замечательный образчик тех, кому есть дело до чужих слов. Но о чем же они беспокоятся? Что такого он мог услышать? Наверное, какую-то напраслину. Обиды, проступки, действительные или мнимые. Бывает, люди, собравшись вместе, начинают клевать других. Если так, то, пока не пролилась кровь, лучше положить конец подозрениям. Опять Талланвор поглаживает рукоять меча! И что Фэйли собирается делать с этим малым?

– Айрам, я хочу, чтобы ты поговорил с Талланвором. Передай им то, что рассказал мне Балвер. – Это должно унять тревогу. Фэйли говорила, что слугам нужно чувствовать себя как дома. – Если сумеешь, подружись с ними. Но если вздумаешь приударить за женщинами, тебе осталась Лини. У других уже есть кавалеры.

Айрам без труда мог разговорить любую хорошенькую женщину, но сейчас вид у него был разом и удивленный, и оскорбленный.

– Как пожелаете, лорд Перрин, – угрюмо пробурчал он. – Скоро буду.

– Я пойду к айильцам.

Айрам моргнул:

– Конечно, милорд. Надеюсь, чудес вы от меня не ждете? По мне, так эти люди не горят желанием дружбу заводить.

И это говорит тот, кто подозрительно косится на любого подошедшего к Перрину – не считая Фэйли, – и улыбается лишь тем, кто носит юбку!

Впрочем, Айрам подошел к Майгдин и опустился на колени неподалеку от мастера Гилла. Даже отсюда Перрину была видна их неприветливость. Они продолжали свою работу, лишь изредка переговариваясь с Айрамом, и на него смотрели так же часто, как и друг на друга. Пугливые, как зеленые перепелки летом, когда лисицы учат своих щенят охотиться. Что ж, разговаривают, и то ладно.

Перрин терялся в догадках, что такого случилось у Айрама с айильцами – вроде и времени-то не было! – но он не стал забивать себе голову. Любая серьезная стычка с айильцами обычно кончалась смертью – и отнюдь не смертью айильца. По правде говоря, самому Перрину вовсе не хотелось встречаться с Хранительницами Мудрости. Он двинулся вдоль изгиба холма, но ноги, вместо того чтобы подняться по склону, принесли его к майенцам. От лагеря Крылатой гвардии он, вообще-то, тоже предпочитал держаться подальше, и не только Берелейн была тому причиной. Острый нюх доставлял и некоторые неудобства.

К счастью, крепчавший ветер уносил большую часть неприятных запахов; к сожалению, духота никуда не делась. Пот градом катился по лицам конных караульных в красных доспехах. Завидев Перрина, они еще больше приосанились, что говорило о многом. Если двуреченцы ездили верхом так, словно в поля собрались, то майенцы сидели на конских спинах как влитые. И сражались – будь здоров. Да ниспошлет Свет, чтобы в том больше не было нужды.

Перрин совсем недалеко отошел от линии караулов, как к нему подбежал, застегивая пуговицы, Хавьен Нурелль. По пятам за ним поспешали другие офицеры, все в мундирах, некоторые успели нацепить доспехи. Двое или трое держали под мышками шлемы с тонкими красными перьями. Большинство офицеров были гораздо старше Нурелля – седые ветераны с суровыми, испещренными шрамами лицами, но в награду за помощь в спасении Ранда Нурелль получил пост помощника Галленне – его называли первым лейтенантом.

– Первенствующая еще не вернулась, лорд Перрин, – сказал Нурелль с поклоном, повторенным остальными. Высокий и стройный, он уже не казался таким юным, как до Колодцев Дюмай. В глазах, повидавших больше крови, чем у ветеранов двадцати сражений, появился особый блеск. Но если лицо и посуровело, в запахе Нурелля по-прежнему чувствовалась готовность угодить. Для него Перрин Айбара был человеком, способным по своему хотению взлететь в небеса или идти по воде аки посуху. – Утренние патрули, те, что вернулись, ничего не заметили. Иначе бы я доложил.

– Конечно, – сказал Перрин. – Я… просто хотел взглянуть.

Просто он хотел сделать крюк, собираясь с духом перед встречей с Хранительницами Мудрости, но юный майенец в сопровождении остальных офицеров шел за ним, с беспокойством наблюдая, не обнаружит ли лорд Перрин какой недочет в расположении крылатых гвардейцев. Проходя мимо голых по пояс солдат, азартно метавших кости на расстеленном одеяле, или мимо сморенного жарким солнцем бойца, Нурелль морщился. Впрочем, тревожиться не о чем. На взгляд Перрина, разбитый майенцами лагерь содержался в образцовом порядке. У каждого солдата было одеяло, вместо подушки подложено седло, не далее чем в двух шагах – лошадь, повод привязан к длинной веревке, протянутой между вбитыми в землю кольями. Через каждые двадцать шагов горел костер, где готовили еду, между кострами грозно щетинились сталью составленные в пирамиды пики. Лагерь прямоугольником окружал пять конических шатров, один, в сине-золотую полоску, был больше остальных четырех, вместе взятых. Ни намека на двуреченский беспорядок.