— Эта работа, конечно, такая, о которой можно только мечтать — директор клиники, главный специалист Москвы. Я все-таки подам документы и приложу туда свои авторские свидетельства — пусть Комаров и другие разбирают мою кандидатуру по моим заслугам. Но в партию я все равно не вступлю. Эта должность для меня не стимул к продаже души дьяволу коммунизма. Не хочу всю жизнь быть обязанным голосовать, как они, выступать, как они, и думать, как должны думать все члены партии. Конечно, я и сейчас не могу позволить себе выступить против них, но я хотя бы не должен ходить на их дурацкие партийные собрания и голосовать вместе с ними. Не могу я потерять свободу личности.
Ирина не только была согласна со мной, но добавила от себя такое, что лучше не повторять подробно. В наших с ней семьях не было ни одного члена партии, все жили своим умом, и мы гордились этим.
Я отвез заявление в Институт имени Склифосовского и вскоре поехал в отпуск в городок Шумерля, в Чувашской Республике. Там, в летнем дощатом домике на самом берегу реки Суры, отдыхали мои родители с нашим сыном (Ирина писала диссертацию и ехать не могла). В Шумерле работал хирургом доктор Петр Кулаков, ученик моего отца и хороший друг всей нашей семьи. Он и построил для отца тот летний домик у реки. Красивый и тихий приток Волги, Сура была единственной рекой, в которой еще водились остатки редкой рыбы стерляди. Ловить стерлядь было запрещено, но Кулаков, главный врач больницы, был бог и царь тех мест — законов для него не было.
Нарыбачив полдюжины стерлядей и сварив их, мы с ним сидели у костра на берегу, пили водку, хлебали деревянными ложками пахнувшую дымком жирную уху, и я рассказывал ему о предложении работать главным специалистом.
— Вот это здорово! — восклицал Петя.
— Здорово-то здорово, да только не получится.
— Почему?
— Потому что я беспартийный.
— А вступить не хочешь?
— Нет. Жалко, конечно, упускать такую возможность. Надеюсь найти что-нибудь другое, хотя беспартийному это трудно. Ну, давай выпьем за твою награду.
Кулакова недавно наградили орденом Трудового Красного Знамени.
— А знаешь, за что меня наградили — за вранье. Я тебе расскажу. Когда меня назначили главным врачом, в конце отчетного года я составил годовой отчет по больнице. Написал по инструкции все как было — сколько больных поступили, сколько умерли, какие осложнения, какие инфекции — все по бумагам. Даже учебник статистики для этого прочитал. Отвез я свой отчет в министерство республики, в Чебоксары. Министр наш — мой приятель, учились вместе. Через неделю он вызывает меня обратно: ты что, кричит на меня, мать твою перемать, написал такое? Я удивился: написал, говорю, все как было, по инструкции, что на самом деле происходило, это, говорю, статистика. А он на меня кричит: тебя кто просил написать, что на самом деле происходило, такую, кричит, мать-перемать, статистику? Да ты знаешь, что обком партии все отчеты проверяет, прежде чем в Москву отослать? Из-за такой статистики и мне, и тебе влепят по партийному выговору, а потом нас обоих еще и выгонят. Вот тебе, говорит, твой отчет обратно, все цифры перепиши, я, говорит, их карандашом надписал, как надо. Ну что мне было делать — переписал, как он велел. Получил от него благодарность в приказе — за хорошую работу. С тех пор вот уже пять лет я подаю в годовых отчетах только те цифры, которые угодны обкому партии. Получил за это звание «Отличник здравоохранения», а после еще и «Отличник коммунистического труда». А на пятый год вызвали меня в обком партии. Я испугался — сейчас мне влепят за фальшивую статистику. А они, оказывается, поздравлять вызвали — министра, меня и двух других главных врачей наградили орденами. Ну, мы, конечно, обмыли это вместе с партийными боссами в Чебоксарах, как надо. Сам первый секретарь с нами выливал. Мне на том банкете и смешно, и горько сидеть было. Да, брат, от партии у нас никуда не уйдешь. Может, ты и прав, что вступать не хочешь.
Через два месяца я снова пришел в кабинет директора Комарова. Он спросил:
— Принес билет кандидата партии?
— Нет, Борис, я в партию заявление не подал.
— Ты что — с ума сошел? Ты понимаешь, что потерял? Ну, твое дело.
Мы расстались прохладно, не пожав руки. Скоро эту должность получил другой наш сокурсник — Владимир Охотский, слабый хирург, но — член партии.
Я встретился с Комаровым еще раз, когда в 1973 году мы всем курсом отмечали 20-летие нашего выпуска. Он стал членом-корреспондентом Медицинской академии и выглядел надменно-самодовольным. А через несколько лет его сняли с позором: в институте разразился скандал, оказалось, что он не только не давал хода беспартийным ученым, но беззастенчиво приписывал свое имя ко всем их статьям и книгам, выдавая это за свои научные труды — хотелось ему еще выше подняться на чужом горбу. Сколько веревочке ни виться, а конец все равно найдется…
Царская охота