Когда пришло время отпускать эскадру в поход, — а случилось это после восьми месяцев подготовки к этому, у нас оказался (!) недостаточным запас снарядов; против положенной нормы, и на ученье и на все случайности, вроде Гулльской, был выдан излишек не более 20 %. С таким запасом эскадра практиковаться в стрельбе не могла. Решили все-таки отправить эскадру в поход и ждать подвоза снарядов в пути. Вдогонку за эскадрой был послан транспорт со снарядами. Для этого был зафрахтован английский (!) пароход "Carlisle". А дальше началась обычная во время этой войны комедия с английскими транспортами. Ждали его у Мадагаскара, — не пришел; ждали в Камранской бухте, и туда не пришел. Пройдя Малаккский пролив, английский пароход… сбился с пути и вместо Камрана попал в Маниллу. Японские агенты ему там сделали демонстрацию и объявили, что, если только он выйдет из порта, он будет взорван… Тогда он остался спокойно стоять в порту, а вся эта комедия имела для нас весьма трагический конец: русская эскадра пошла в бой без достаточного запаса снарядов. Плохие снаряды и те надо было экономить в бою, испытывая на себе частый град японских снарядов…
Таким образом, корень зла лежал у нас не только в дурной стрельбе, не только в отсутствии попаданий, но также и в дурном качестве снарядов и в их недостаче.
Только уже по окончании войны со снарядами были сделаны опыты во Владивостоке[171], чтобы окончательно убедиться в их негодности; ну, конечно, и убедились, но… уже немного поздно.
Японская броненосная эскадра в бою 14 мая 1905 г. стреляла фугасными снарядами с сильным разрывным действием. Эти снаряды предназначались для быстрого поражения всех слабо защищенных частей неприятельского корабля, для стрельбы по корпусу, для производства больших пробоин и пожаров, для вывода из строя мелкой и крупной артиллерии, для уничтожения паровых и гребных шлюпок, для порчи труб, мачт, для поражения людей на смерть, для воздействия паническим страхом на видевших все это и оставшихся в живых и т. д. Меткость японских комендоров и разрывное действие японских снарядов казались всем нашим участникам Цусимского сражения прямо сверхъестественными.
Ударники на их снарядах были необыкновенно большой чувствительности; поэтому японские снаряды рвались от первого прикосновения с чем-либо, даже и с водой; они давали очень много осколков и большие клубы черного, едкого дыма. Попадая на палубу корабля их снаряды своими осколками крошили все на пути, выводили из строя людей, портили нам приборы. Наши же снаряды имели очень тугие ударники и были слабо начинены пироксилином; когда такие снаряды пронизывали препятствие, они делали в нем дыру и только затем уже иногда рвались. Между тем один разрывающийся на корабле снаряд такого состава, как у нас, производит опустошений и разрушений больше, чем 3–4 попадающих, но не разрывающихся, снаряда ("Морск. Сборн.", 1905, № 9, стр. 225). Это обстоятельство опять в 3–4 раза должно было бы усиливать качественный коэффициент японской артиллерии; а на деле, вследствие особых качеств заряда, у японских снарядов эта разница оказалась еще больше.
Разрывные японские снаряды, выпускаемые 12-дюймовыми орудиями, имели около фута в диаметре и более четырех футов в длину. Наши матросы прозвали их "чемоданами"… Так вот эти самые чемоданы рвались от малейшей задержки в их полете; но так рвались, что, по словам капитана Семенова[172], "стальные листы борта и надстроек на верхней палубе летели в клочья и своими обрывками выбивали людей; железные трапы свертывались в кольца; неповрежденные 3-дюймовые пушки по четыре штуки от одного удара срывались со станков. Зависело это разрушительное действие, по-видимому, не от силы удара снаряда, а от силы взрыва его; кроме этого, при взрыве развивалась необычайно высокая температура и появлялось пламя, которое все заливало и проникало собою. От действия этого пламени, напр., краска, покрывающая стальной борт, моментально загоралась, койки и чемоданы, сложенные в несколько рядов и политые водой, вспыхивали почти мгновенно ярким костром. Раскаленный воздух приходил на месте взрыва в такое быстрое колебание, что через слой его ничего нельзя было видеть в бинокль… Разрывной заряд японских снарядов был начинен шимозой, которая при взрыве развивает температуру почти в два раза более высокую, чем пироксилин. В грубом приближении можно сказать, что один удачно разорвавшийся японский снаряд наносил такое же разрушение, как двенадцать наших, тоже удачно разорвавшихся. А ведь наши снаряды часто и вовсе не рвались"…