Путь к Цусиме

22-го января 1907 г. Всемилостивейше повелено[312]: согласно ходатайству особого присутствия Кронштадтского военно-морского суда, бывшего контр-адмирала, дворянина Небогатова, и бывших капитанов 1-го ранга, дворян Смирнова, Григорьева и Лишина, взамен определенной им судом смертной казни без лишения прав состояния, подвергнуть заточению в крепости на десять лет каждого, с последствиями, указанными в 16 ст. воен. — морск. Уст. о наказаниях.

По поводу конечных результатов этого процесса публицист Гофштеттер писал следующее:

"Небогатовский процесс закончился смертным приговором, но приговором такого рода, который нисколько не угрожает жизни и даже здоровью осужденных. Окончательный исход обращает все дело как бы в формальную процедуру очищения "героев" Цусимы перед богиней правосудия; тем не менее эта резолюция грозного военно-морского суда, умеющего присуждать нижних чинов к большим наказаниям за самые малые вины, не вызвала никакого протеста в русском обществе. Причина такого равнодушия, с которым встречен приговор над Небогатовым и его сподвижниками, довольно понятна: общественное мнение вовсе не требовало, чтобы суд бросил ему на растерзание козла отпущения; оно понимало, что главная вина и ответственность за цусимский погром лежат не на отдельных лицах, сидящих на скамье подсудимых, а на общем режиме нашего военно-морского ведомства; а главные виновники национального позора, подготовленного в Петербурге, Кронштадте и Либаве и оглашенного на весь мир в проливе Цусимы, остаются и теперь нисколько не затронутыми карательным приговором официальных судей".

"Не только защитники на суде, но и часть прессы пытались сделать из Небогатова героя гуманности, погубившего свою карьеру и даже рискнувшего своей жизнью во имя спасения жизни 2,000 подчиненных ему матросов. To, что считается по военным законам тягчайшим преступлением, выставлялось, как подвиг милосердия, как героическое проявление гражданского мужества в военном деле. Обстоятельства, в которых находился адмирал, были, действительно, трудные: благодаря большей быстроходности японских судов и дальнобойности японских пушек, адм. Того мог расстрелять нашу эскадру без всякого труда и без всяких жертв со своей стороны. Адм. Небогатов сопротивляться не имел возможности, — он мог только погибнуть с честью, как герой, но без всякой материальной пользы для родины. Польза могла бы быть только чисто моральная — в виде того престижа, который был бы заслужен подобного рода самопожертвованием, заставившим говорить весь свет, что русские гибнут, но не сдаются".

"Воинская честь — совсем не такое уже пустое слово без всякого значения, как думают гг. защитники и публицисты, воспевающие Небогатова. Оно получает в исторической жизни народов вполне реальное содержание. Национальная доблесть оплачивается кровью поколений, а утрата ее влечет за собой чисто материальные потери и убытки. Героическое мужество всегда внушает ужас врагам. Оно служит само по себе лучшей защитой против нападения неприятеля, потому что сила каждой армии и каждого флота в конце-концов покоится на готовности воина погибнуть за свой народ. Быть участником войны и ничем не проявить своей решимости умереть, не доказать своей готовности к гибели — значит внушить врагам сомнение в своем мужестве, значит ободрить их дерзость мыслью о беззащитности той страны, на которую они нападают, значит поощрить их к новому нашествию, отражение которого потребует новых кровопролитий. Таким образом, в воинском малодушии всегда есть несомненное зерно измены и предательства".