Броненосец нашего типа "Ослябя" (спуска 1898 г.) уступал японскому типу "Asahi" (спуска 1899 г.); но "Mikasa" (спуска 1900 г.) перевернулся бы скорее чем наш "Орел" (спуска 1902 г.), если бы оба они получили одинаковые критические повреждения, п. ч. тот имеет только один броневой пояс, а наши два; а вышло наоборот, благодаря перегрузке наших броненосцев, при которой для них делался особенно губительным тип японских снарядов. Наши броненосцы типа "Бородино" не были приспособлены к дальнему плаванию; а совершив таковое, были мало пригодны к бою. На броненосцах типа "Mikasa" сильная и прекрасно защищенная артиллерия, и все предусмотрено, чтобы сделать большой переход (не менее 5000 миль): есть большие угольные ямы, есть большие запасы пресной воды. Типы "Ослябя" и "Пересвет" (спуска 1898-99 гг.) были приспособлены для больших переходов лучше, чем позднейший тип "Бородино". Этот тип дал бы нам преимущество, если бы ему пришлось работать в узком районе, на близких расстояниях, т. е. если бы, не перегружая корабля, надо было использовать его броневую защиту. Так и было бы, если бы наши броненосцы типа "Бородино" пришли в П.-Артур своевременно, без наших запаздываний в выполнении строительной программы. А раз этого не случилось, Японцы не допустили нас иметь на нашей стороне еще и это преимущество и поспешили с войной.
Свидетельскими показаниями подтверждено, что позор русского флота был естественным следствием всего режима, а не отдельных лиц, имевших несчастье командовать русскими судами.
"Лейт. Тросницкий с броненосца "Николай І-й" подтвердил, напр., что на судне годных снарядов на 15-е мая оставалось незначительное количество, артиллерийское оборудование корабля было крайне неудовлетворительно, качество орудий плохое. Оптическими инструментами на судне было пользоваться невозможно: все они давали сильный прогиб. На судне не было полного комплекта боевых снарядов; приходилось сильно экономить, и команду стрельбе почти не обучали". Лейт. Пеликан допросом свидетелей установил, что на "Николае" орудия были старого образца, наводчики при стрельбе орудий поворачивать их не могли; пушки были снабжены гальваническими трубками, но батареи были испорчены. Лейт. Курош обратил внимание суда на то, что "наши дальномеры были совершенно непригодны для определения больших расстояний".
Таково было состояние эскадры, отправленной для подкрепления адм. Рожественского. Все это не было тайной для морского министерства; и у него, следовательно, не могло быть ни малейшего сомнения относительно участи, которая ожидает эскадру в случае столкновения с японским флотом.
В качестве свидетеля вызван был в суд и вице-адмирал Рожественский. Председатель объявил суду, что он вызван по ходатайству защиты для дачи показаний, относящихся к вопросу о сдаче эскадры Небогатовым. Рожественский начинает свое выступление с заявления: "Мне помнится, что некоторые защитники хотят основываться на обвинениях, предъявленных мне. Совместно ли с этим намерением принятие мной присяги?" Председатель разъясняет Рожественскому, что на вопросы, которые клонятся к обвинению свидетеля, он не обязан отвечать". После этого Рожественский принимает присягу и дает свои ответы на вопросы целого ряда защитников. Эту часть допросов я передам здесь в виде сжатой выдержки из опубликованного официального "отчета". На вопросы о способах обучения, которые были приняты на эскадре, Рожественский отвечал: "Комендоров обучали стрелять на 25–30 кабельтов., но так, что из тысячи комендоров 50 стреляли сами, а остальные смотрели как другие стреляют; стреляли не только учебными снарядами, но и боевыми, только в очень ограниченном числе". Соблюдалась экономия.