Путь к Софии

Едва только гости разъехались, как до Неды донесся с лестницы громкий, оживленный голос Маргарет Джексон.

— Как я сожалею, дорогой мой! — говорила она, вероятно, обращаясь к Филиппу. — Я никак не могла... Что? Сейчас? О нет, благодарю! Я устала. Спокойной ночи!

Неде стало ясно, что американка ушла к себе. Сидя в зале, глядя с отвращением, как дед допивает вино из бокалов гостей, Неда, сникшая, обессиленная, почему-то стала думать о чувстве брата к Маргарет. «Как он унижается! И зачем унижается? — размышляла она с сочувствием, какого давно уже не испытывала к нему. — Странно! А я всегда считала его честолюбивым и гордым. Нет, я обманывалась, он не такой, как отец! Но ведь он же не слепой? Весь город говорит о связи этой женщины с Амир-беем. И сколько раз мы сами убеждались в этом... Как это отвратительно, как опошляет все истинное», — думала Неда, вспоминая свои собственные свидания.

Она бросила быстрый взгляд на деда, подошла к окну и спряталась за гардиной, прижавшись лицом к стеклу.

В комнате Андреа было темно. Спит он или все еще стоит там? Наблюдает за нею? Сердится на нее? Она вглядывалась, желая подать ему знак, но в это время дверь за ее спиной отворилась и она услышала голоса отца и Филиппа. Гардина скрывала ее от их глаз. Но, и не глядя на них, она знала: отец ее весел, самодовольно потирает руки, глаза поблескивают. Голос Филиппа выдавал его раздражение. Обидела его эта особа. Неда всматривалась в темноту ночи, в призрачно белый снег и не вникала в их разговор, пока ее внимание не привлек возмущенный тон отца:

— И потребовал, чтобы их позвали?! Значит, просим, мол, вас, пожалуйста. Не то без вас помолвка не помолвка! — говорил он.

— Да ведь это Сесиль, ребенок...

— И сватья тоже! Небось, сами рассказывали мне, что там, на приеме, вытворял этот лоботряс Андреа.

«Боже! — беззвучно простонала Неда. Именно она рассказывала тогда в шутку эту историю с Андреа и мадам Леге. Нет, нет, то совсем другое. А сейчас отец называет его лоботрясом, именно его. — Что нас ждет, что нас ждет?» — мысленно твердила она.

— Верно. Не хватало, чтоб еще и о нем вспомнили! — с подчеркнутой иронией заметил Филипп: — К счастью, речь шла только о Клименте. Под конец выяснилось — уехал в Копривштицу. Там ему оперировать какого-то родственника надо.

— Значит, к родственникам уехал? Ну, да ладно. Важно, что у нас все обошлось. А этот старый хрыч Слави будет дуться теперь. Ну и пусть себе дуется, не могу же я приглашать кого попало!

— Это вы про соседских сынков говорите, что они уехали в Копривштицу? — вдруг послышался тихий голосок хаджи Мины.

— Про них, дедушка, — ответил Филипп.

— Так вот... повстречал я их!

— Где же? — недоверчиво спросил Филипп.

— В Богрове их повстречал позавчера.

— В Богрове? Ты обознался, дедушка.

— Кто, я обознался? Хорошенькое дело! Один был Климент, доктор, а второй — Коста, лавочник, он мне каждый день глаза мозолит. Ну вот еще, мне ли не знать их? Что вы городите!

Неда никогда не любила по-настоящему деда. Что-то в нем ее отталкивало — то ли старческий запах, то ли вечные расчеты и мелочность. Но сейчас он был ей просто мерзок. Он-то чего вмешивается? Ей казалось, что этот разговор направлен не столько против соседей, сколько против нее самой. Они еще ни о чем не подозревают, но уже ненавидят всех Будиновых. А что будет, когда они узнают?

— Послушай, дедушка. Ведь мы говорим серьезно, понимаешь? Ну-ка припомни хорошенько, действительно то были Климент и Коста?

Голос Филиппа звучал настойчиво. Почему он об этом спрашивает? Отчего так заинтересовался? Она хотела обернуться и посмотреть на них, но побоялась, что они ее заметят и тогда надо будет отойти от окна. А какое наслаждение доставляло ей сейчас стоять, прислонившись лбом к холодному стеклу, и смотреть в окно напротив!

— Точно, они, они, Филипп! Не пьяный же я был. Я ехал из Ташкесена, а они мне навстречу — из Софии. На линейке ехали, чтоб ты знал...

— И куда же они направлялись? На север? К Балканам?

— А бог их знает. Но они не в Копривштицу ехали, будь уверен.

Из другого конца залы донесся голос отца:

— Ну, ладно, куда ехали — это их дело! А вы знаете, который уже час? Ну-ка, Филипп, позови Тодорану, пускай приберут здесь.

— Подожди, подожди...

— Чего еще ждать? Не стоят они того, чтобы на них время терять.

— Э-э, нет! Тут дело серьезное, отец!

Тон его куда больше, чем слова, заставил Неду обернуться.

Сквозь густую сетку тюля она смотрела на брата, стоявшего по другую сторону неубранного стола. Лицо у него было напряженное, возбужденное. Казалось, он готовился произнести речь. Но вместо этого Филипп произнес:

— Они ушли к русским.

— К русским? Да ты в своем уме? Через фронт?