Путь к Софии

«Во всем виноват этот турок, — думал он с ненавистью об Амир бее. Филипп был убежден, что, если бы не капитан, Маргарет не пренебрегла бы им. — Но разве можно доходить до того, до чего я дошел? Как могу я сравнивать себя с этим неучем?» — спрашивал он себя, сокрушенный и растерянный. Такое действительно случилось с ним впервые, и впервые он сознавал, как низко пал.

Он думал о своем унижении, о всем том, что связано с ним. А не стоит ли ему быть с Маргарет игриво-беспечным, равнодушным, держаться с нею так же, как он держался с другими женщинами помоложе ее? Ему казалось, что это так легко сделать. Он просто заставит себя не любить ее. «Ничего, — убеждал он себя. — Придет и мой черед. Сегодня турок, а завтра я позабавляюсь с ней».

Странно, но эти размышления успокаивали его, хотя и ненадолго. Он внушал себе, что турки непостоянны, что связь Маргарет и Амир-бея не может длиться долго. И в этом находил какое-то удовлетворение. Но, вспомнив, что Маргарет не будет здесь вечно, он испугался. Папироса погасла. Филипп зажег ее снова. Он думал: «Вот если бы Амир-бея послали на фронт... Но ведь он адъютант коменданта и кем-то приходится Джани-бею, потому тот и держит его при себе. А что, если война примет такой оборот, что турки действительно уберутся отсюда?» Это была уже новая мысль — рискованная и опасная. В какую-то минуту Филипп попытался представить себе, что было бы, если бы вдруг русская армия перебралась через Балканы и прогнала из города османов. «Тогда этот ненавистный Амир удрал бы первым и Маргарет искала бы во мне опору... Но и мы с Недой тоже ненадолго задержимся здесь. Уедем, разумеется, в Париж, Леандр тоже говорит об этом. Втроем! В конце концов, если отец захочет, то и он тоже поедет — это его дело».

Рассуждая о приходе русских, он сообразил, что это будет на руку их соседям Будиновым, которых он ненавидел, и не сомневался в том, что и они ненавидят его. Этого он бы уже не стерпел... Да и вообще, что ему ждать от русских — милости? Или же отказаться от своих принципов? От убеждения, что дела болгар шли бы куда лучше, если бы они держались цивилизованной Европы, а не той же азиатчины?..

Думать о русских было просто невыносимо, но и прогнать от себя эти мысли он тоже не мог. А не станет ли все же их победа единственным для него выходом, потому что только тогда Амир-бея не будет в Софии? Он продолжал курить, размышляя, взвешивая на весах своей ненависти, которые то склонялись в сторону красавца адъютанта, то перетягивали в сторону братьев Будиновых, как ему быть. А что, если все-таки намекнуть о них Сен-Клеру? Просто так, чтоб направить его по верному следу? Теперь он не позволит ему больше себя прерывать, да и тот сам не станет делать этого, нет, нет! «Раз и навсегда я сорву с этого Будинова маску — врач, полезный человек, без него не обойтись!.. Но ведь отец против! И Неда? Особенно Неда! Ну и хорошо, про шпионов буду молчать. А маску я все же сорву с них — этому уже никто не может мне помешать. И я это сделаю, черт побери! Нельзя позволять какому-то...»

В эту минуту на галерее что-то стукнуло. «Дверь, наверное, — подумал он и прислушался. — Может, это Маргарет? — Он замер. Потом приподнялся в постели. — Она встала, чтобы отворить турку… Фу, что за глупости лезут мне в голову, ведь они только что расстались!..» Послышался голос, мужской голос, и этого уже было достаточно, чтобы Филипп вскочил с постели и подбежал на цыпочках к двери.

Он стоял в темноте, вздрагивая от возбуждения. Где-то отворилась дверь, потом затворилась... Или нет, отворилась, послышались шаги, шарканье шлепанцев. Мужской голос, старческий, знакомый, произнес тихонько: «Радой, это ты?» Тогда действительно кто-то вышел!

Филипп быстро набросил на себя халат и выскочил из комнаты. Со свечой в руке, в накинутой на плечи теплой куртке внизу у лестницы стоял дед и прислушивался. Услышав звук открываемой двери, старик обернулся и поглядел вверх.

— А-а! Это ты бродишь тут вверх-вниз!

— Нет, не я!

— Мне тоже послышалось, что кто-то ходит... Ну-ка подними свечу, посвети на входную дверь.

Как этого и ожидал Филипп, крючок на входной двери был снят. Ну да! Все ясно: к ней пришел турок. Они договорились, что он подождет на улице, пока все лягут спать, а теперь она ему отворила и сейчас он у нее. И вот крючок их выдал...

— Что тут происходит? — послышался голос отца.

В нижнем белье и ночном колпаке сонный Радой, сообразив, в чем дело, выругался и собрался было вернуться к себе в комнату. Но в эту минуту Филипп выхватил из рук деда свечу и, высоко подняв ее, вдруг крикнул:

— Подождите! А где пальто Неды?

— Что?

— Его нет на вешалке!

— Вы что тут, все спятили? — воскликнул Радой.

— А может, оно у нее в комнате, а, Филипп?

— Когда я гасил свет, пальто ее висело рядом с моим, дедушка!

В голове Филиппа снова мелькнуло что-то. Предположение? Подозрение?