Он решил все же разыскать Андреа и вошел в большой зал. Увидев брата, он обомлел. Андреа — разгоряченный, развязно веселый — танцевал с сестрой милосердия из английского госпиталя. Он что-то напевал, кивал в такт головой, заражая своей веселостью остальных гостей. Климент возмутился: как может он вести себя так!
Едва дождавшись конца вальса, он направился к брату.
— Доктор! — позвала его миссис Джексон.
Климент подошел к ней, маскируя любезной улыбкой свое волнение.
— Вам весело, сударыня?
— Где вы пропали? — спросила американка. Зрачки у нее были неестественно расширены. — Я ждала, что вы меня пригласите танцевать! — добавила она с притворной улыбкой.
— Искренне сожалею. Если б только я знал!
Климента удивило, что рядом с ней опять был капитан Амир. «Хотя, — подумал он, — чему, собственно, удивляться, от такой особы всего можно ждать». Тут же стоял, как всегда напыжившись, с надменным выражением лица Филипп. Но что-то в его взгляде было необычно. Ревнует. Определенно ревнует.
— Разрешите откланяться, сударыня, — с поклоном сказал Климент.
— Так рано?
— Судьба врача, госпожа Джексон!
— Доброй ночи! — Она помахала ему рукой. Оба ее кавалера молча поклонились.
Андреа в это время присоединился к кружку мадам Леге.
— Любовь — обман! Любви нет, — услышал Климент издалека его голос.
— Как это нет любви? — возмутился граф Тибо.
— Нет, и все! — настаивал Андреа.
— Вполне возможно, что нет, — поддержал его Позитано. — Я — человек женатый — не берусь утверждать.
— А вы женаты, мой друг? — спросила мадам Леге.
— Сохрани господь!
«Да он спятил! Что за глупости болтает! Надо поскорей его отсюда увести», — решил Климент и взял брата сзади за локоть.
— А, это ты! — воскликнул Андреа и подтолкнул его вперед. — Дамы и господа! Мой брат — мой ангел-хранитель!
Последовал взрыв смеха. Компания хорошо знала доктора Будинова, но все были настроены на веселый лад, и любое слово Андреа воспринималось как забавная шутка.
— Тогда я приступаю к своим обязанностям, — заставив себя улыбнуться, сказал Климент. — Нам пора, братец.
— Уходить сейчас? Полно тебе...
— Нет, нет, это исключается! Еще совсем рано! — запротестовали все хором.
— Мы его не отпустим! — приподнявшись с козетки, заявила мадам Леге.
— Мне очень жаль, сударыня, но семейные обстоятельства вынуждают меня...
— О черт!.. Зачем ты... — Андреа чуть было не крикнул, что он лжет, но холодный и властный взгляд светлых глаз Климента заставил его умолкнуть.
— Важная новость, — незаметно шепнул ему Климент по-болгарски.
— Ну, раз так... — пожав плечами, насмешливо произнес Андреа.— До следующего дня рождения мадемуазель Сесиль! До свидания, дамы и господа!
— До свидания, фараон! — многозначительно сказала молочно-белая мисс Гордон, словно напоминая ему о чем-то, известном только им двоим.
— Надеюсь, вы навестите меня на той неделе, мой друг! — благосклонно кивнула ему и мадам Леге. — Доктор, приходите вы тоже, Сесиль будет так рада!
— Непременно, непременно, сударыня!
— До свидания...
«Что произошло? Его пригласили на прием ради меня; теперь меня приглашают в дом ради него. Ну и трансформация!» — думал Климент, направляясь к выходу.
— Что случилось? Что на тебя нашло? — услышал он сердитый голос брата.
— Скажу потом.
— Потом! Ты обращаешься со мной, как с больным.
— Тише. Пойдем попрощаемся с консулом.
Консул был с Недой. Только что веселый и шумный, Андреа внезапно сник. Он уставился невидящим взглядом на Неду, а когда она, прощаясь, протянула ему руку, он резко поклонился ей и кинулся к выходу.
— Что за дикие манеры! — догнав его, сердито сказал Климент. — Ты стоял как истукан. Тебя пригласили в такой дом, а ты...
— Оставь меня в покое! — огрызнулся Андреа.
— Разве они тебя чем-то обидели?
— Кто? Она?
Он усмехнулся, но Климент в это время надевал шинель и не заметил, какой горькой была эта усмешка.
— Ну, что там у тебя? Говори, — сказал Андреа, когда они вышли из консульства.
Климент огляделся по сторонам и, взяв его под руку, стал рассказывать.
Глава 17
Весть о падении Этрополе разнеслась по всему городу на другой же день. Рано утром Андреа примчался с нею на постоялый двор бай Анани, затем рассказал учителям. А в чаршии Коста ходил из лавки в лавку и шепотом, подмигивая, озираясь по сторонам, сообщал эту радостную новость. Пользуясь каждым удобным случаем, упоминал о наступлении русских и Климент, но, как всегда, осторожно, даже осторожнее, чем раньше.
К середине дня весть о наступлении русских обошла все лавки, постоялые дворы, проникла в дома. Толки о сожженных Горублянах и о расправе с крестьянами, заточенными в Черную мечеть, уступили место последней новости. Многие даже усматривали связь между обоими событиями. «Близится... — шептались софийцы. — Началось...» После многомесячного ожидания события развернулись так внезапно, так тревожно-радостно, что многие толковали: «Раз жгут наши села, значит, братушки, правда, приближаются...» — «Приближаются, — качая головами, говорили другие, — только что-то их здесь ждет...»