Путь к Софии

«Неужто эта старуха хочет, чтобы я с ней танцевал? — испугался Андреа, но вдруг его разобрал смех. — А почему бы нет? Неда танцует с сыном. Почему бы мне не провальсировать с мамашей? Где Климент, чтобы посмотреть на меня?»

Пока он озирался, отыскивая глазами брата, мадам Леге вела его вокруг зала мимо кружащихся пар, что-то ему говорила, не доходившее до его сознания, кому-то кивала, улыбалась и опять что-то говорила.

— Ах, да, да, — услышал он ее умильный голос. — Вы же мне обещали!

— Что?

— Рассказать!

— О чем?

— Обо всем, мой юный друг! — воскликнула мадам Леге с подкупающей улыбкой, заглядывая ему в глаза.

«Ничего не поделаешь, попался! — подумал Андреа. — Да она просто блаженная... Ну и свекровушка достанется Неде!»

Эта мысль невольно заставила его искать девушку среди танцующих. Вон маркиз со своей женой, она на целую голову выше его. А вон и мадам де Марикюр, украшенная перьями, — огромный Джани-бей сжимал ее так, словно хотел раздавить. И желтоволосая фрау Вальдхарт в объятиях барона Гирша, и оголенная миссис Джексон, «американская графиня», как ее окрестила Женда, и все другие — англичанки, итальянки, немки, которые пришли сюда с мужьями, чтобы развлечься. Небось, потом все они будут рассказывать о своих приключениях в этой дикой восточной стране. Но где же Неда?

Андреа опять стал шарить глазами по залу, но Неда и Леге вышли из круга у него за спиной. Когда они снова смешались с толпой вальсирующих, он увидел ее глаза так близко, что вздрогнул всем телом. «Но почему? Почему она на меня так смотрит? Какие изумленные, испуганные глаза! Она меня боится? Ненавидит?»

— Я очень рад! — воскликнул запыхавшийся Леге, когда они снова приблизились к нему.

«Чему он радуется? Не тому ли, что его мать взяла меня под руку? Смотри-ка, а еще важный консул!» Но вот он опять встретил брошенный издали взгляд Неды. О чем она его просит? Чего стыдится?

— Благодарю вас, мой юный друг! — сказала мадам Леге.

И она опустилась на козетку с кокетливой улыбкой, оживленная и помолодевшая.

— Ну, теперь рассказывайте! — приказала она.

— Не знаю, с чего начинать, — сказал Андреа, оглядываясь по сторонам и тщетно стараясь найти повод ретироваться.

— Сначала расскажите о пустынях, — сказала мадам Леге. — Багдад! Вы были в Багдаде? Да? И в Тегеране? В Бомбее тоже? О, Бомбей и Калькутта! Как бы я хотела быть молодой и все время путешествовать! Рассказывайте, сударь, прошу вас! Мосье Барнаби тоже был там! Вы с ним знакомы?

— В какой-то степени! — насмешливо ответил Андреа, вспомнив не только Барнаби, но и Гея. Как комично стояли они друг против друга в зимнем саду и спорили! Сущие козлы, что, упершись лбами, стоят на мостике. — А вот что его будущая светлость повидал, об этом уж вы расспросите его сами! — многозначительно подмигнув ей, продолжал Андреа. — Да, возможно, мы бывали в одних и тех же краях (он уже врал без зазрения совести), но я не думаю, чтобы наши дороги перекрещивались.

— Что вы имеет в виду?

— Например, Каир, мадам.

— Каир?

— Да. Я, разумеется, мог бы вам рассказать о притонах Фагалы, Дарб-эль-Ахмара. Вы слышали о Дарб-эль-Ахмаре?

— Увы, нет!

— Тем лучше!

— О, что вы! Это, должно быть, очень интересно!

— Дарб-эль-Ахмар славится своими курильнями опиума. Страшное дело! Об этом я, конечно, мог бы вам рассказать, но о пирамидах, гробницах — увольте! Предоставим это мосье Барнаби…

— О, это как раз меня не интересует! Садитесь, садитесь! Вы, сударь, мне все больше нравитесь!

«Вот так влип!» — подумал Андреа, обреченно опускаясь на козетку рядом с нею. Но, в сущности, все это его забавляло. И как только он начал свой рассказ, как только вспомнил раскаленное небо Египта, мысленно погрузил ноги в его белые пески, вспомнил предвечерние часы с их густыми сочными красками, язык у него развязался, он увлекся, зафантазировал и даже хватал, войдя в раж, за руку мадам Леге.

— Потрясающе! Ну а дальше? Что было потом? — восклицала старая дама.

Вскоре их оживленная беседа привлекла внимание тощего графа Тибо и фон Вальдхарта, затем подошел невзрачный де Марикюр. И еще два турка. Но Андреа это не смущало, он как ни в чем не бывало продолжал свой рассказ. Странно, но то, что он всегда считал печальным, теперь в его устах становилось смешным, безрадостные скитания превращались в забавные приключении, близкие края отодвигались на тысячи километров. Оттого, что кружок слушателей расширялся, он распалялся еще больше и, хотя понимал, что его французский не для этого салона, не смущался и этим обстоятельством, а нарочно подбирал выражения покрепче.

Все, что он пережил за те три года, в его рассказе приобретало такие яркие краски, становилось таким занимательным, экзотичным, по выражению мадам Леге, что она пришла в восхищение