Путь к славе, или Разговоры с Манном

Почти три часа я ехал до дома Фрэнка, который оказался не домом. Это было огромное владение, огороженная территория, ранчо посреди нескольких акров земли на Уандер-Палмз-Роуд, неподалеку от клуба «Тамариск-Кантри». Теннисный корт, бассейн, парочка хижин для гостей, вокруг которых были высажены кактусы, мексиканские сосны и опунции. Все это походило на аванпост живущей полной жизнью миссии в пустыне.

Я припарковался, направился к двери, которая показалась мне главной. Гостя приветствовал коврик с надписью: «ПОДИ ПРОЧЬ!»

Очень мило.

Я нажал на дверной звонок.

Пустыня дышала горячим воздухом, который, будто наждак, все терся и терся о тебя.

После второго звонка наконец показался Джилли.

— Привет, Джеки, — поздоровался он, но поздоровался сухо. Он не был рад меня видеть, просто мирился с моим присутствием, как мирятся обычно с парой зимних месяцев. Единственное занятие, которое имелось у Джилли в жизни, — это быть другом Фрэнка. У меня создалось впечатление, что ему не очень нравилось, когда посторонние люди мешали ему выполнять эту работу. — Ступай поздоровайся с Фрэнком.

Джилли пошел в дом, я последовал за ним. Внутри дом был украшен собранием памятных предметов. Плакатами с кадрами из фильмов, где снимался Фрэнк. Золотыми пластинками Фрэнка, фотографиями Фрэнка в компании с различными знаменитостями. По сути, неизменным мотивом являлся сам Фрэнк. Если для большинства людей дом — это крепость, то жилище Фрэнка было его храмом самому себе. Именно таким храмом, причем оранжевым храмом. Фрэнк обожал оранжевый цвет.

— Оранжевый — самый счастливый цвет, — заявил он, приглашая меня в свою гостиную. — Мне он никогда не надоедает.

В этом можно было не сомневаться. На нем была оранжевая спортивная рубашка и коричневые штаны. Пожалуй, сочетались они неплохо. Вроде как.

— Что будешь пить? — спросил Фрэнк.

Я отказался:

— Рановато для меня.

Отказ не принят:

— Никогда не рано начинать. Джилли, приготовь для кореша что-нибудь со льдом.

Джилли отправился выполнять поручение.

Я подошел к окнам, простиравшимся от пола до потолка, полюбовался бассейном, перевел взгляд на пустыню, расстилавшуюся вдаль до горизонта.

— Какое красивое место вы выбрали!

— Я безумно люблю пустыню! Сухая, раскаленная, солнце жарит день-деньской… Земля тут такая крепкая. Все, кто тут живут, тоже крепкие. Знаешь, кто живет в пустыне?

— Кто живет в пустыне?

— Твари, которые не умирают.

Мы все трое задумались над этой мыслью.

Джилли вручил мне стакан.

Фрэнк поинтересовался:

— Как проходят шоу?

— Хорошо. Пока хорошо. На самом деле я сюда совсем ненадолго заскочил. Сегодня вечером у меня представление.

— Что ж, рад, что ты нашел время заехать ко мне. Этот дом открыт для моих друзей. Теперь ты мой друг. Друзьям я всегда рад. Правда, Джилли?

Джилли издал какой-то неопределенный звук.

— Я ценю это. Я ценю ваше время, то, что вы меня принимаете… — Как я влип во все это? Теперь надо было как-то выбираться на ровную поверхность. Я просто начал говорить, надеясь, что наткнусь на правильные слова, как наткнулся на саму эту историю. — Дружба — это очень, очень важная вещь. Я знаю, что вам это известно. Ваш друг — это друг навсегда. А к чему я все это говорю… Я виделся с… Я говорил с Сэмми…

Одно слово. Одно это слово слетело у меня с губ, как Фрэнк сделался настолько же красным, насколько стены были оранжевыми.

— Этот паршивый сукин сын! Эта вошь! Какого черта! Что он о себе возомнил, поносить меня вздумал!

Я раскрыл было рот, но ничего не сказал, решив не становиться на пути у потока лавы. Припомнив историю с вечеринкой, я отошел подальше от форточки.

— Достаточно того, что он поносит меня на радио — так он еще делает это в Чикаго. В Чикаго!

— У тебя в Чикаго друзья, — вставил Джилли, подливая масла в огонь.

— У меня в Чикаго куча друзей, а он выходит в эфир и позорит меня? И это после всего, чем он мне обязан. Нож в спину мне всадил — вот что сделал этот грязный ниггер! — Последние слова Фрэнк выплюнул, не обращая внимания на меня.

Мне и в голову не пришло, конечно, что Фрэнк вдруг стал расистом. Это слово в тот момент относилось исключительно к Сэмми. Просто Фрэнк хотел оскорбить его и решил применить самое сильное оружие.

— Думает, что он такой крутой? Думает, он круче меня? Да я его раздавлю. — Он посмотрел на меня в упор. — Я раздавлю любое ничтожество, которое попрет против меня.

Джилли улыбнулся.

Вулкан затихал. Если я собирался что-то сказать, то не было лучшего момента.

— Он сам на это напрашивался.

Это была маленькая увертка, которой Фрэнк явно от меня не ожидал:

— Ты так думаешь?

— Даже если он сам верил в эту чушь, — я сделал особый нажим на слово «чушь», — насчет того, что он поет лучше вас, — а я-то понимаю, что в душе он в это не верит, — конечно, нечего было приходить на радио и всем об этом трубить.

— Конечно. Конечно нечего. Теперь я вижу, ты все понимаешь, Джеки. — К Джилли: — Видишь, Джеки все понял?

Джилли издал какой-то неопределенный звук.

— Этот неотесанный еврей напакостил мне, и теперь я его проучу.

Медленно, как бы теряясь в сомнениях, я произнес:

— Вот именно…