Путь к перевалу

— Вот-вот! Принимаем за истину то, что нам кажется наиболее вероятным, а подчас и то, что больше соответствует нашим прежним высказываниям или высказываниям наиболее уважаемых авторитетов. А потом спорим друг с другом, убеждаем, доказываем, и в подтверждение своей правоты опять приводим только факты— те, разумеется, которые не противоречат нашей точке зрения, о других мы просто умалчиваем — или цитаты наших единомышленников, или неточности и описки наших оппонентов.

— Но это обычный, так сказать, ход научной полемики. Так было всегда, насколько я помню. И никто не видел в этом ничего предосудительного. Что же касается процесса установления истины в геологии, то таков он повсюду. У нас просто не может быть другого метода познания.

— Ты хочешь сказать, мы не знаем другого метода?

— Это одно и то же.

— Не совсем! Но дело не только в методе. Большим недостатком нашей науки является и то, что не идет она впереди практики. Ведь это же факт, что открытие крупнейших месторождений полезных ископаемых сплошь и рядом делалось геологами-практиками без каких бы то ни было рекомендаций, а то и вопреки рекомендациям ученых-теоретиков. И только после их открытия мы начинаем изучать эти месторождения и в лучшем случае даем указания на наиболее целесообразные методы разведки.

— Как это только указания на разведку! Мы определяем и возраст и генезис.

— А для чего? Чтобы была написана еще одна диссертация? Или создана еще одна «теория»?

— Но ведь наука для того и существует, чтобы объяснять…

— Нет! Нет, Модест, задача любой науки — не только объяснять уже известные факты, но и предсказывать новые! А мы из года в год без конца детализируем, уточняем, классифицируем, приводим в систему все тот же фактический материал. Для вас это — все более дробное расчленение отдельных систем, ярусов, горизонтов. Для нас — все более детальная классификация горных пород. Для палеонтологов — все более скрупулезное описание окаменелостей. Но мы не ставим принципиально новых вопросов, не пытаемся, как сказал Воронов, проникнуть в сущность вещей и явлений.

— Опять Воронов!

— Хорошо, оставим Воронова. Но я припоминаю сейчас одно высказывание Ньютона, который писал, что уподобляет себя мальчику, который отыскивает на берегу яркие красивые камешки, в то время, как у ног его простирается необозримый океан неизвестного. С Вороновым можно соглашаться и не соглашаться относительно его «единой теории геологических процессов». Но то, что мы до сих пор занимаемся лишь собиранием камешков на берегу моря — это непреложный факт, закрывать глаза на который мы просто не имеем права.

— Это мы, профессора, собираем камешки?

— Я имел в виду вообще всех ученых-геологов, независимо от их звания. А если уж говорить о нас с тобой, Модест, то, как это ни трудно признавать, мы давно отстали…

— Отстали? Да ты понимаешь, что говоришь? Как отстали? Нет ни одного геологического журнала, который бы я…

— Не о журналах речь! Пора понять, Модест, что разделение науки о мире вообще на отдельные частные науки — условно, и геология не может развиваться независимо от развития физики, химии, биологии и других наук. А мы с тобой замкнулись в наших узких специальностях, гигантские изменения в смежных науках проходят мимо нас. Вот почему мы вынуждены теперь работать по старой арабской поговорке: «Если мы не можем делать то, что хотим, будем делать то, что можем».

— Ну, это уж слишком! Что сегодня с тобой, Леонид? Ты не болен?

— Я просто стар, Модест. А обнаружить на старости лет, что ты отстал…

— Да ты что, в самом деле сдаешься на милость Воронову? Ты, заслуженный профессор, готов изменить свои взгляды в угоду какому-то самонадеянному мальчишке!

— При чем здесь Воронов! Я говорю сейчас обо всем этом не потому, что меня поразило вороновское выступление, а под впечатлением недавнего разговора со своим аспирантом Бардиным. Помнишь, мы как-то говорили о нем. Так вот, он отказывается представить в качестве диссертации уже почти законченную работу по литологии. И знаешь, почему? Она, по его мнению, не отвечает современному уровню науки. Он понял это. Сам! А я — нет… — Греков опустил голову.

— Ну, и что же теперь?

— О чем ты? — словно очнулся Греков.

— Как ты решил со своим аспирантом?

— Так он решил это без меня. Н-да… И мне пришлось только согласиться с его решением.

— То есть?

— То есть пора и в литологию вводить точные методы исследования.

— Докатились! — Бенецианов с усмешкой развел руками. — Что же, садись за парту!

— А я и собираюсь это сделать. Да что там… Скажу по секрету, я начал уже изучать новейшую физику…

Бенецианов упал в кресло:

— Так-так… А потом потребуешь осциллографы и всякие там амперметры?

Греков улыбнулся:

— Мне до этого еще далеко. А вот Бардину все это понадобится в ближайшее время.

— Ну да, — Бенецианов тряхнул толовой. — А геологию, значит, по боку? Геология стала не модной! — Он соскочил с кресла и снова заходил по кабинету.

Греков с удивлением смотрел на своего собеседника. Лицо Бенецианова покрылось красными пятнами.

— Неужели, Модест, — ты ничего не понял из того, что я говорил?