Путь к отцу

Но в это время Борис лежал на дне вонючей ямы с окровавленной головой. Их полк окружили, обстреляли ураганным огнем пулеметов и тяжелой артиллерии, а потом его контузило взрывом фугаса — и вот он очнулся в этой яме. Голова пылала, перед глазами все плыло, его тошнило, хотелось пить. Рядом лежал, свернувшись калачиком, салажонок, скулил и трясся всем хилым телом дистрофика. Борис положил ему руку на плечо и прохрипел:

— Не трусь, пацан, мы еще с тобой повоюем.

Над краем ямы нависла голова в зеленой повязке, и сквозь густую бороду блеснула белозубая улыбка:

— Ванька очнулся. Я тэбя лычно рэзать буду, Ванька. Так харашо рэзать буду, что ты прасыт умереть будэш.

— Это, дорогой, вряд ли... — задумчиво ответил Борис.

Бородач ушел и вернулся с тремя разбойниками. Они спустили в яму лестницу и молча ждали, пока раненые поднимутся. Борис подсаживал паренька, но когда на земле повертел головой, чтобы понять, где они, голова закружилась и тошнота снова подступила к горлу. Едва устоял на ногах.

Привели их в полуразрушенный дом, усадили за стол. Перед каждым поставили банку с тушенкой и положили по куску хлеба. От запаха пищи замутило и засосало в желудке. Они набросились на еду. Бородач, наверное, старший из всех, с зеленой повязкой на лбу, посмеялся, перекинувшись со своими на гортанном наречии, потом ласково заговорил по-русски:

— Мы уважаем воинов. Вы настоящие мужчины. Мы не хотим вас убивать. Мы хотим, чтобы вы стали нашими братьями. Враг у нас один. Это он послал вас в наш дом убивать наших детей. Мы вместе будем кушать шашлык и воевать. Примите нашу веру. Станьте воинами Аллаха. Здесь уже много славян стали нашими братьями.

— Мы православные, — глядя перед собой, сказал Борис. — Крест мы надеваем раз в жизни и не снимаем до смерти. И если я предам свою веру, ты первый меня уважать перестанешь.

Часовой, который обещал «резать Ваньку», вынул нож и стал умолять старшего разрешить ему выполнить обещания, но тот остановил его жестом руки и с улыбкой произнес:

— Нет бога, кроме Аллаха. Как я могу уважать неверного? Что ты говоришь?

Наступило молчание. Бандиты переговаривались между собой. Салажонок искоса взглянул на упрямого сержанта и быстро опустил глаза. Борис положил руку на его худенькое плечо и крепко сжал стальной кистью. Когда мальчишка поднял на него глаза и снова встретился взглядом с сержантом, тот отрицательно качнул головой. Этот бессловесный диалог заметили хозяева и увели салажонка в соседнюю комнату.

Бориса вывели из дома и вернули в яму. Старший бросил напоследок:

— Думай, солдат, у тебя одна ночь.

...В полутора тысячах километров от этого горного поселка, в уютной квартире на берегу широкой реки сидела на кухне Нина и смотрела в одну точку. Муж после вечернего молитвенного правила спокойно заснул. Завтра ему на новую работу в солидную фирму. Нина выгладила его новый костюм, рубашку и повесила на плечики. Пыталась заснуть, но сон не приходил, выпитая валерьянка не помогла, она зябко куталась в теплый пуховый платок и внутренним зрением наблюдала за растекающейся в груди черной тоской. В сознании вспыхивали яркие картинки прошлого, обычно они успокаивали, но теперь глубоко впивались в сердце холодными иглами. «Если с Борькой что-нибудь случится, я не переживу», — прошелестело в тяжелой голове.

В эту холодную долгую ночь она впервые пожалела, что так и не научилась молиться. В церковь она ходила потому, что туда ходили муж с сыновьями, а ей нравилось, когда все собираются вместе. Хотя воскресные службы и утомляли ее, но зато как хорошо вместе идти всей семьей домой по зеленой набережной, садиться вместе за праздничный стол, подливать сыночкам добавки, подкладывать кусочки повкусней. А потом, после часового перерыва на легкий светлый сон, одеться в праздничное и пойти в гости или так погулять по набережной. Кирилл, конечно, учил ее и молитве, и на исповедь звал, только она ему честно признавалась, что не лежит у нее душа к этому. Муж вздыхал тогда, гладил ее по плечику и примирительно говорил:

— Ничего, ничего... Когда-нибудь и тебе Господь откроется. Не переживай.

Да и не переживала она вовсе, к чему это ей? Что она, плохая жена или мать? Да нет же, все ее хвалят, все у них хорошо. Свекровь до сих пор ни единого слова плохого ей не сказала. Характер у нее хороший. И все у них как у людей. Все хорошо. А что веры у нее нет, так сколько таких... Главное, чтобы Бог в сердце был.

А вот сейчас, надо же, молиться потянуло. Ох, Борька-Борюсик, все он по-своему, все у него не как у людей. Сидел бы сейчас дома, ходил бы себе на работу какую-нибудь, выбирал специальность, так нет, воевать пошел. Сереженька вот и учится на пятерки в университете, и семью завел хорошую, скоро внука им подарит. Такой же, наверное, светленький будет. Вот уж радость так радость...