Путь энтузиаста

И торгующие всюду итальянцы произведеньями «искусства» и бесконечными остатками древностей дополняют театральное впечатленье, азартно предлагая:

– Бона сера, купите настоящий Рим.

Но Рим – все-таки Рим, и никакое игривое состоянье путешественника не умалит его исторического достоинства.

Меня музейные города не восхищают более одного дня, и тут ничего не сделаешь, когда дальнейшее пребыванье обращается в «суку-скуку».

А вот – Неаполь! Или «посмотри и умри».

Ну, это совсем иное дело: раз – море, да еще – «неаполитанский залив» (одно названье звучит серенадой!), тысячи судов, вдали – дымящийся Везувий, синеющий остров Капри, изумительные окрестности, как Сорренто, цветистая, как бухарский голубой халат, трепетная гавань и воздух – «дыхание вселенной», – все это сплошное торжество самоцветной, единственной в мире неаполитанской легенды.

Поэты не даром щедро воспели Неаполь, и неаполитанские песни пахнут лазурью и солнцем.

Капри – памятник Максиму Горькому.

Везувий – неостывающая поэма о гибели Помпеи, Геркуланума и Стабии.

Гавань – чудесная быль о том, как моряки, уставшие скитаться по свету, черпают здесь восторженные силы для дальних плаваний.

Неаполь – это и есть распростертые объятия Италии, куда всех так непреодолимо влечет и всем хватает места для удивлений.

Между прочим, неаполитанские студенты мне рассказывали, что. недавно здесь выступали миланские футуристы, которые ратовали за освобождение Италии от бесчисленных музеев и антиквариев, превративших «страну жизни» в археологические кладбища.

Справедливо!

Но что тут общего с нами, русскими футуристами, – не понимаю, а расейские «критики» продолжают навязывать нам Маринетти и К°, и вообще наворачивают вздор.

До свиданья, Неаполь.

Надеюсь, мы еще встретимся. Не правда ли?

Пробежал глазами Флоренцию – опять музейный город, свернул в Венецию.

Ну, разумеется, – знакомый город: даже улыбаешься, когда смотришь на водяные улицы – каналы с гондолами, на сплошные мосты, на дворцы дожей с «лестницей исполинов», на соборную площадь Марка с обязательными голубями, где обязательно фотографируют путешественников с голубями на плечах.

Голуби знают свою профессию: едва станешь перед фотографом, как дрессированные птицы, приятно обдувая счастливое выражение лица, садятся на плечи.

Для меня это было особенно приятно: запах голубей напоминал детство и дядю Ваню, когда он, как памятник на пьедестале, целые дни стоял на крыше и смотрел в небо.

Венеция – город небольшой, но удивительный по вечерам, при огнях: он кажется вдруг громадным, таинственным, фантастическим и круговое пенье баркарол под гитары, в гондолах с фонариками, делает жизнь общим карнавалом густой романтики.

Но пора двигаться к цели.

Дальше – Вена.

Столица «легкой» сверкающей, брызжущей жизни, как в Париже: если, конечно, смотреть внешне, поверху, по кино-зрительному, как приходится мне – пролетающей птице – без раздумья, без углубленья в сущность видимого, ибо для этого нет времени и не этим занят я, рвущийся скорей стать авиатором.

Тем более, – Над праздничной, нарядной, кружевной, жизнетрепетной красавицей – Веной носятся, блестя на солнце, аэропланы.

Уличные толпы приветствуют авиаторов платками, зонтиками, шляпами.

Даже великолепные зданья потеряли серьезность и смотрят в небо радостными окнами.

И радуется Дунай, с упоеньем отражая полеты гигантских птиц.

В дивных кофейнях иллюстрированные журналы полны аэропланами.

Головы всего человечества подняты к небу и застыли в удивлении перед завоеванием воздушного пространства.

Каждый день приносит новые рекорды, новые достижения и новые смерти неустрашимых героев.

У меня дух захватывает, когда слышу гуденье летящего аппарата: почему – не я, а другой счастливец.

Скорей же к цели!

Гоню в Берлин.

Гоню в Петербург.

Авиаторская жизнь

Повезло!

Благодаря дружбе с авиатором В. А. Лебедевым, который теперь был директором большого «Петербургского Товарищества Авиации», мне удалось приобрести аэроплан Блерио.

Я перевез аппарат на гатчинский аэродром для тренировки, арендовал ангар.

В Петербурге поселился жить на совместной квартире с Аркадием Аверченко, на улице Гоголя, около ресторана «Вена» – любимого местопребывания всех писателей, художников, артистов, композиторов, адвокатов.

Было начало лета, и все мои друзья-футуристы разъехались по домам.

Целые дни я проводил в Гатчине.

У меня для блерио инструктора не было (обещал приехать Лебедев, но он на блерио не летал, да так и не приехал) и пришлось мне на собственный риск взяться за ученье совершенно самостоятельно.

Сначала я рулировал, бегая по аэродрому с поднятым хвостом блерио.

Потом, наконец, решил «взять руль на себя» и вот, разогнавшись, взял: аэроплан незаметно поднялся и пошел неровно, то-и-дело норовясь качнуться в роковую сторону.

Тут я мигом понял, что нужна величайшая выдержанность и моментальная находчивость, – ведь чуть потерялся, и аппарат грохнется.

Не жизни жаль, а – разобьется прекрасная машина.

Я выровнял руль, дал к земле, выключил контакт и чисто спланировал.

Слышу легкий звенящий толчок шасси. Колеса бегут по поляне.

Стоп!