Путь домой

Ариша через пару месяцев начала бегать так быстро, что он за ней с трудом поспевал. «Пап, ну что так долго?». Заливистый смех заполнял каждый уголок дома. «Как же быстро она растёт. Отец говорит, что к пяти годам вырастет полностью. С ума сойти! Она уже полноценно говорит и выглядит так, будто ей три». Она и правда была особенной девочкой. Он считал так даже тогда, когда еще находилась у матери в утробе, и с каждым днём лишь убеждался в своей правоте. Внешне ей также не было равных: красива, умна, светлые, вьющиеся волосы, серые глубокие глаза, как и у него, и его подбородок. Он поймал её в воздухе и раскрутил. Бац! Она полностью исчезла, хотя чувствовал руки в своих. Это первый после телепатии дар, проявившийся у неё совсем недавно. Какая ирония! Мало того, что она была слишком быстрой и неуловимой, ещё и могла быть невидимой. Даже он сам, имея все дары какие только пожелает, и, копируя их, не мог вычислить, где она находится в тот или иной момент. Будучи совсем крошечной дочь могла блокировать сознание от вторжений. И теперь блокировала желание отыскать с той же лёгкостью. И видимо по той же причине он не мог копировать дар невидимости, который мог быть чрезвычайно полезным. Арише нравилось в самом большом здании селения «старо-землян», принадлежащем совсем недавно гнусному тирану. Швед не желал его занимать. Меньше всего хотелось быть там, где урод пытал и истязал любовь всей его жизни. К тому же, ему очень не хватало прежнего жилища у болот и игр у кромки, тогда ещё запретного, а сейчас такого родного леса. Но отец настаивал на своём до последнего, и ему пришлось послушаться, лишь бы бесконечные разговоры прекратились. Отныне главная спальня здания больше не угнетала темными красками, а сияла и сверкала в лучах солнца, проникающего через окна поутру.

Ещё он заметил, что связь с Милой стала теснее, если это вообще было возможно. Но он с трудом укрывал в голове маленький временной прыжок. Не раз за эти месяцы она пыталась разузнать об этом. Конечно, заподозрила что-то, ведь после боя он был слишком истощён и больше походил на труп. Три дня временных скачков дали о себе знать. Швед всё ещё боялся, что её смерть не пройдёт бесследно. Отец говорил, что со временем шутки плохи, но он не мог поступить иначе. Старался забыть и наслаждаться жизнью, и с каждым днём становилось легче. Время смывает невзгоды и тревоги из памяти, если хочешь забыть.

Вскоре ещё одна прекрасная новость разлила негу по сердцу. Жена Казаха забеременела. Этот бородатый здоровяк так прыгал от счастья, что рассмешил не один десяток зевак. «Старо-земляне» благодаря своим глубоким многовековым познаниям помогли людям преодолеть и эту проблему. С их планеты доставляли какой-то камень, содержащий целебную жидкость, и они смогли преобразовать её в некую сыворотку, что являлась лекарством якобы от всех болезней, и помогала людям побороть последствия радиации и продолжить род. Появилась надежда. Это всё, что им сейчас было нужно.

Селение у болота пришлось расширить, так как люди, прибывшие из усадьбы Пекаря, решили остаться там навсегда. Серый, Никита, пацан, Казах с женой, и мать Милы, остались жить с ними в селении «старо-землян», которому общим голосованием дали название — «Свобода». Вид собратьев поначалу смущал, но потом они как-то привыкли и даже стали принимать, как равных.

Доктор погиб во время сражения, пал смертью храбрых, заслоняя дочь от врага. Она же осталась жить в том же доме, куда их поселили когда-то, в первое прибытие. Вообщем то всё шло своим чередом. Жизнь стала намного прекраснее, и мирное небо вновь засияло звёздами, благодаря падению уровня радиации, который значительно снизился. Все, кого он любил, были рядом. О большем он не мог и мечтать. Швед обрёл любовь, дочь, отца и друзей — семью, которая навсегда останется в сердце, даже когда оно перестанет биться. Семья, к слову, пополнилась — братом жены. Барс был частым гостем в их доме, и горячо любим его обитателями. И все же странное чувство не покидало. Не раз он замечал, как на него смотрят — с уважением и благоговением. До сих пор не мог привыкнуть к такому отношению. Сам он никогда не считал себя особенным. А Мила всегда считала иначе.