— Ить прилетел, джигурда незваная, — засуетился хомяк. — Молозиво, знать, пошло… Ща мы его…
Он неловко взмахнул своим посохом, пытаясь достать до овода, и не достал. Попытался подпрыгнуть, но старые ноги подвели: старик поскользнулся и упал, треснувшись башкой о калушу. Тут же перед ним испучилась и разверзлась широченная вагинальная пасть с гнилыми зубами и попыталось ухватить хомяка за нос.
— Но, но, не балуй! — проворчал старик и пристукнул посохом по вислым губам. Ятло злобно хлюпнуло, втягиваясь и смыкаясь.
Карабас посмотрел в сторону кареты, сдвинул брови. Бэтмен, сидящий на облучке, взвился в воздух, поднялся над калушей, спикировал, в полёте ловко ухватил вредное насекомое, раздавил клювом, после чего вернулся на облучок. Вагинальная пасть ещё посокращалась, пощёлкала зубами, потом выпустила на истерзанную сисю струйку остро пахнущей жидкости и cхлопнулась.
Кто-то тронул Арлекина за плечо. Тот обернулся и увидел Пьеро. Лицо у него было цвета утреннего неба, глазки — как два голубеньких пустячка.
— Чё те надо? — Арле стряхнул руку поэта с плеча. Тот пошатнулся, но на ногах устоял.
— Мальвина… — прошептал Пьеро. — Я понял, как я тебя люблю, Мальвина… Я только сейчас это по-настоящему понял…
— Скобейда бля, жаба с хуем! — не выдержал Арлекин. — Да разуй же, наконец, лупала! — он схватил Пьеро за вихор и развернул к калуше. — Какая тебе блядь Мальвина?! Вот, любуйся! Огромное яйцо богатырское!
— Вот огромное яйцо… богатырское… — машинально повторил Пьеро. На лице его расцвело что-то вроде понимания. — Арле, ты прав, ты дьявольски прав, ты даже не представляешь, как ты прав, огромное спасидо, огромное яйцо… Вот огромное яйцо — богатырское… А бывает ведь яйцо монастырское!
— Чо-чо? — Арлекин слегка опешил.
— Монастырское яйцо беспечальное! — Пьеро пошатнулся, но устоял. — А бывает ведь яйцо и прощальное! Есть прощальное яйцо, есть душевное… а бывает ведь яйцо совершенное! — пропел он, светлея ликом.
— Шеф! Пьерика перемкнуло! — заорал Арле.
Карабас его не услышал: он стоял перед калушей, скрестив руки на необъятной груди, и о чём-то думал — а, скорее всего, сосредоточенно копался в чьём-то сознании. В таком состоянии он плохо воспринимал окружающий мир.
— Совершенное яйцо, постоянное, а бывает ведь яйцо окаянное! — всё новые и новые откровения лезли из уст Пьеро, как какашки из кролика.
— Э, барин, чёй-та товарищ ваш того, — озабоченно заметил Африканыч.
— Он всегда того, — злобно процедил Арлекин. — Айса надо жрать меньше.
— Окаянное яйцо, зубоскальное, а бывает ведь яйцо и анальное! — Пьеро от восторга захлопал в ладоши.
— Ну завали ж ебало, мудня гундосая, — взмолилися Арлекин. Пьеро предложение проигнорировал: его охватил творческий зуд.
— Вот анальное яйцо диетически… побивает ведь яйцо исторически! — простонал он надсадно. — Исторически яйцо истеричное, а бывает ведь яйцо пидристичное!
Карабас медленно повернул голову.
— Диетичное яйцо, очень вкусное! — мысль о диете, похоже, не отпустила бедовую головушку. — А бывает ведь яйцо просто гнусное! Крайне гнусное яйцо и отвратное — а бывает ведь яйцо запиздатное! — пошёл он на следующий круг.
Арлекин подумал было, что раввин заткнёт Пьерошу обычным способом — парализовав ему язык или заставив засунуть в рот кулак. Карабас, однако, поступил нетривиально: развернулся, сделал пару шагов, примерился — и деликатно, но очень точно пнул распевшегося поэта в копчик. Тот взвизгнул по-заячьи и пал на колени.
— Злые вы… — просипел он, поднимаясь с земли и вытирая руки о штаны. — Уйду я от вас… К лошадкам уйду, — внезапно решил он. — К лошадушкам… Они меня поймут… Они меня не обидят…
Он кое-как встал и поплёлся обратно к карете.
— Ну что? — нетерпеливо спросил Карабас. — Рожать-то будем?
— Буим, барин, буим, как тому не бывать-та, — засуетился хомяк.
— А кого рожать будем? — влез Арле.
— Кого? — Африканыч растерянно почесал за ухом, пытаясь сосредоточиться. — Яйцеклетки в матушку загружали, дай Дочь воспомянуть… давно, — хомяк махнул лапой, отказавшись от борьбы со слабеющей памятью на этом участке, зато предпринял неожиданное наступление на другом.
— Два яишника было от хомосапочки, навроде коломбины… потом, стало быть, пупица была, хорошая такая, крупная… от альцбацыхи клетушки тож, от йих гозманы родятся…
— Гозманов не надо, — сказал Арлекин. Карабас не отреагировал.
— Котеги хорошие будут, — почти жалобно сказал хомяк. — Возьмите котегов, недорого совсем… Ментёночек ещё ожидается, — не дождавшись ответа, продолжил он.
— Вот только позорных основ нам не хватало, — пробурчал Арлекин.
— Арапчата тож, такие мелкие, трохи чернявые, — вспомнил старик. — И собаченька какая-никакая непременно случится, — это он сказал с сокрушённым видом.
— А что с собачкой не так? — заинтересовался Карабас. Потом, видимо, залез в голову хомяка и хохотнул.
Старик, однако, не заметил вмешательства и принялся объяснять.