Путь аргоси

Всё ещё держа здоровяка за запястье, он сунул остриё ножа парню прямо в ухо, как будто собирался его почистить. Наклонившись поближе, Дюррал прошептал:

– Если тебе интересно: независимо от того, кто начнёт драку, ты умрёшь первым.

Он через стол посмотрел на меня.

– Тебе страшно, девочка?

Я покачала головой.

– В самом деле? А я тут чуть не обмочился.

Что я должна была на это ответить, интересно?

Дюррал улыбнулся остальной троице, хотя остриё ножа держал прямо в ухе Вешателя.

– Разве жизнь не прекрасна? Спорим, никто из нас, проснувшись сегодня утром, не думал, что день закончится так. Верно же?

Братья зарычали громче собаки. И произнесли много разных слов. В основном это были ругательства. Некоторые из них я знала, другие звучали настолько глупо, что мне стало смешно. Впрочем, я не засмеялась, поскольку в тот момент вообще не особенно прислушивалась к их угрозам. Я смотрела на губы Дюррала. Он признал, что испугался. Сказал это так, будто хотел, чтобы его услышали. И вместе с тем продолжал безмятежно улыбаться.

Он как будто подстрекал напасть на него… Нет. Не подстрекал. Не то слово. Он выпендривался.

«Может, он хочет умереть? – подумала я. – Может, как и я, он уже мёртв внутри и только ждёт, когда и тело наконец закопают?»

Только вот… он не выглядел человеком, мечтающим о смерти.

– Время идёт, господа, – сказал Дюррал. – Насколько я могу судить, есть только две возможные причины, почему вы до сих пор не напали на нас.

Средний брат попытался ухмыльнуться пошире.

– Да ну? – спросил он.

– Конечно, – любезно ответил Дюррал. – Вариант первый: вы компания тру́сов. Вы так привыкли видеть вокруг себя других трусов, что теперь, очутившись рядом с мужчиной… Точнее, рядом с мужчиной, девушкой и собакой, которые смотрят вам в глаза, вы слышите в головах тихий голосок. И он говорит: «Может, вы не так быстры и не так сильны, как вам хотелось бы верить?»

Теперь я точно знала, что он желает себе смерти. В таком маленьком городке, когда кто-то проявляет слабость, все это замечают. Братья, услышав подобные насмешки над собой, наверняка нападут.

– Конечно, есть ещё одно возможное объяснение, – почти мечтательно продолжал Дюррал, словно разговаривая сам с собой. – Может быть, вы ещё не убили нас, потому что в ваших головах звучит другой голос. Более благородный. Этот голос говорит вам, что здесь не будет битвы, достойной хорошего человека. Есть просто крикун со своей паршивой собакой и ребёнком, который никогда никому не причинил вреда, но все равно расплачивается за тысячу грехов. Может быть, этот другой голос напоминает вам, что люди чести – настоящие люди чести, заметьте – не вступают в драки, которые они заведомо могут выиграть. Такие люди обладают… э… как же это называется?

Дюррал посмотрел на меня. Я понятия не имела, о чём он. Если бы он изрёк только десятую часть всей этой чепухи, и то час спустя мне было уже трудно сообразить, что случилось. А сейчас я вообще не могла ни о чём думать и просто ждала, когда мне перережут горло.

– Да чёрт возьми, неужто никто не может вспомнить это слово? – спросил он, повышая голос, словно обращался ко всей таверне.

Сначала никто не ответил. Зачем бы? Из этого могли выйти только неприятности. Но Дюррал Бурый заставил вопрос повиснуть в воздухе, словно он был гремучей змеёй – никто не решался отвернуться от неё, боясь, что она укусит.

– Достоинство? – предположил наконец один из наших противников – самый щуплый.

Братья посмотрели на парня так, словно у него размякли мозги.

– Достоинство! Вот оно – это слово! В битве, которую ты заведомо выиграешь, нет достоинства.

Затем Дюррал сделал нечто очень глупое: медленно вынул остриё клинка из уха Вешателя и положил нож на стол. Он отпустил запястье парня и сказал:

– В некоторые моменты – а их очень мало в жизни – человек может сделать выбор, который останется с ним навсегда. Он спрашивает себя: «Что за душа во мне?» – а затем, принимая одно-единственное решение, даёт ответ. И этот ответ будет с ним всю оставшуюся жизнь.

Я задавалась вопросом, как этот бедный идиот так долго прожил жизнь без петли на шее. Человек не избавляется от своей жестокости лишь потому, что какой-то сумасшедший в таверне изрыгает чушь о самопознании. Люди не становятся мерзавцами из-за нескольких ругательств, но если уж стали – добрые слова их не излечивают.

Итак, Дюррал Бурый собирался умереть – заодно со своей собакой и, вероятно, со мной. Мне почти захотелось, чтобы Тёмный Сокол возник у меня в голове. Чтобы хоть кто-то был рядом, когда я подохну.

Раздалось кряхтение.

Хотя, может, и не кряхтение. С тем же успехом это мог быть кашель, стон или пердёж.

Но так или инач: в этом яростном выдохе звучала история, которой я не слышала прежде. История о храбром человеке. О жёстком человеке, выкованном бедами, которые сопровождают трудную жизнь. Он пришёл на распутье, где любой другой – богач ли, бедняк ли – встал бы на неверный путь. Лёгкий путь. А что же сделал этот человек? Он избрал другую дорогу.