Читаем Путь Абая. Том 1 полностью

— Байкокше. Это он сложил, — назвал он акына, приезжавшего когда-то к ним вместе с Барласом.

Всю осень, особенно после переезда на зимовку, Абай все чаще поверял домбре свои чувства и мысли и играл мелодичные кюи[90] и трогательные песни. Он встретил старых домбраши, побывавших на испытании у знаменитых Биткенбая и Таттимбета. Учась играть на домбре. Абай порой пел шутливые, язвительные песни, которые неизменно приписывал Байкокше.

Когда аул прикочевал на зимовье. Абай снова часами стал просиживать над книгами. Начитавшись стихов Бабура, Навои и Аллаяра, он брался за бумагу и карандаш и начинал писать, подражая им.

Любовь, возлюбленная — вот что привлекало теперь Абая больше всего. Жизнь еще не познакомила его с чувством, о котором он так много знал из книг, любовь не сказала ему ни одной из своих сладких тайн, но сердцем и мыслью он рвался к ней и знал, что она зовет его. И его память обжигало теплое дыхание прекрасного, единственного существа, навеки овладевшего его душою… Тогжан… Тогжан, далекая, оторванная от него кровавыми боями и схватками!.. Точно горы и пропасти легли между ними… Как часто Абай думал о ней! Робкие, нежные песни сердца, сложенные им этой зимой, все были посвящены ей. В течение зимы он написал небольшой сборник песен под названием «Первые звуки — твоему лучезарному лику» и закончил давно начатые стихи: «Ты встаешь в моем сердце, рассвет любви». Иногда под тихий аккомпанемент домбры он пел их Такежану и Габитхану.

Изредка он ездил охотиться на зайцев с рыжей черномордой гончей. Раз или два он ездил в Карашокы, в аул Кунке, погостил у своего брата Кудайберды. Кудайберды женился рано, этой зимой у него родился уже четвертый сын.

Аул Кунке раньше других получал вести о Кунанбае. Совет ага-султана находился прежде здесь, в ауле байбише. На склонах Чингиза расположено много аулов рода Иргизбай и других, поэтому всякая новость прежде всего попадает именно сюда. И когда дома начинали особенно волноваться об отце, Абай приезжал в Карашокы, чтобы узнать новости.

В эти приезды ему не раз приходилось выслушивать несправедливые попреки Кунке. С тех пор как Кунанбай уехал, она не переставала обвинять Улжан, не стесняясь даже Абая:

— Улжан, наверное, и думать забыла о мирзе!.. Если бы она болела за него душой, она собирала бы родичей и близких, не давала бы опустеть Большой юрте! А то — кочует отдельно, сидит со своим аулом в Жидебае одна… Что ей дела мужа? Она заботится только о себе. И хлопоты и расходы ложатся на нас одних! Все бремя на нас взвалила!

Действительно, Улжан редко собирала аткаминеров в свой аул. А в Карашокы, в окружении многочисленных аулов, у Кунке, естественно, постоянно бывали гости. Волей-неволей приходилось резать скот для гостей. Расходы росли. И чем больше Кунке терпела убытков, тем больше злилась на Улжан и тем чаще поносила ее перед родичами, соседками, стариками и даже перед детьми.

В пререкания с нею Абай не вступал. Все, что она говорила, он выслушивал равнодушно и безучастно и старался как можно скорее забыть. Кудайберды никак ее не поддерживал, не повторял злых сплетен матери и радушно встречал Абая, как самый близкий, родной человек.

Ни разу Абай не передал Улжан обидных слов Кунке, но после каждой поездки в Карашокы он старался выбрать минуту, когда никого не было дома, и долго советовался с бабушкой. Выслушав обвинения Кунке, старушка говорила:

— Не обращай внимания на ее слова. И без нее каждый сам знает, как ему жить и вести себя. В ней говорит чувство соперницы. Разве такие, как Кунке и Айгыз, когда-нибудь уймутся? Не передавай этого матери, а их я проучу сама!

Действительно, Зере вызвала к себе Изгутты и отправила его к Кунке со строгим приказанием: пусть она прекратит распускать сплетни, пусть лучше займется заботой о близких и родичах своего мужа, а пустые пересуды бросит.

Возвращения Кунанбая пришлось ожидать долго. Байдалы, Байсал и их друзья давно уже успели обосноваться на пятнадцати зимовках, полученных ими от Кунанбая и служивших когда-то предметом жарких споров. Осень прошла незаметно. Зима тоже перевалила за половину, а Кунанбай все еще не возвращался. Каждый месяц он присылал очередного жигита за убойным скотом и через посланного передавал различные хозяйственные распоряжения и сообщал о своем здоровье и делах.

Из всех его сообщений о себе только одно было определенным и ясным: как только он прибыл в Каркаралинск, он сразу же лишился своего ага-султанства. Скоро ли удастся уладить дело? Кто знает!.. Ведут следствие и не разрешают ему возвращаться домой. Это было все, что он кратко сообщил о себе.

Действительно, в Каркаралинске был избран новый ага-султан — Кусбек, потомок тюре Бокея. Кусбек и раньше занимал эту должность, но был вынужден уступить ее. С первого же дня возвращения к власти он повел себя по отношению к Кунанбаю недоброжелательно, мстя ему за свое поражение на прошлых выборах. Через Баймурына он усиленно поддерживал сторонников Божея.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза