Читаем Путь Абая. Том 1 полностью

Через три дни после отъезда Кунанбая догнал в пути жигит Алшинбая. День был морозный, но солнечный. Жигит прискакал с заводным конем в поводу. Пышные гривы обоих буланых жеребцов, волнами струящиеся вниз, длинные челки и блестящие хвосты были покрыты серебром инея. От взмыленных коней валил пар — нарочный летел, не жалея их.

Жигит помог Кунанбаю сойти с саней, отвел его в сторону, вполголоса передал ему поручение Алшинбая, потом пожелал счастливого пути, распрощался с путешественниками, и тройка Кунанбая помчалась дальше.

Кунанбай поделился новостями с одним Мирзаханом:

— Алшинбай передал: ждите майыра в Павлодаре, задержитесь там и дальше поедете вместе.

— Выходит, он не собирается менять своего слова? — спросил Мирэахан.

— Не должен… Зачем ему идти на измену? — ответил Кунанбай и замолчал. Потом он добавил — Мы ведь и сами можем прижать его. Скажу в свое время…

Мирзахан не переставал недоумевать: если «вареная голова» верен своему слову, — зачем же он все-таки отправил Кунанбая в Омск?

Но Кунанбай объяснил спокойно:

— Так нужно! Он должен показать перед всеми, что по первому же распоряжению корпуса он и меня отправил в Омск и сам выехал туда. Важно оправдаться, а что значит поездка? Омск недалеко, рукой подать.

В Павлодаре, где Кунанбай прождал четверо суток, «вареная голова» действительно нагнал их. В первый же вечер он пригласил Кунанбая к себе. Кунанбай явился с одним только Мирзаханом.

Майор остановился у своего приятеля — русского купца Сергея, гостеприимного, дружившего с казахами. Он принял Кунанбая и Мирзахана без хозяина, в отдельной, богато обставленной комнате. Он уже свободно говорил по-казахски, хотя в Каркаралинске все еще держал переводчика.

— Ну, Кунанбай Оскенбаевич, тебе, наверное, не терпится посмотреть бумаги с обвинениями против тебя? Так, что ли? — обратился он к Кунанбаю.

— Покажи! Все до единой покажи!

— Что ж, покажу, обманывать не буду! Дал слово Алшинбаю, значит, покажу! — сказал майор.

Он запер дверь на крючок и вытащил из дорожной сумки целую кипу бумаг, сшитых в толстые книги. Кунанбай, следя за ним, зябко потер ладони и спросил:

— Что у тебя так холодно, майыр? Я совсем озяб, вели-ка затопить!..

Майор внимательно посмотрел на него, позвал слугу и приказал затопить печь. Слуга быстро притащил охапку дров, заложил в печь и затопил. Майор достал две бутылки коньяку, расставил закуски, предложил выпить Кунанбаю и сам поднял рюмку.

Кунанбай угостил и Мирзахана. Он не переставал уговаривать майора выпить еще и продолжал беседу. Огонь в печке разгорался все сильнее, — уже жарко пылали ярко-алые угли. Майор основательно выпил и охмелел.

Кунанбай, ткнув пальцем в кипу бумаг, лежащих на столе, обратился к нему:

— Майыр, мы достаточно долго работали вместе. И гостили друг у друга и делились всем между собой. Открой мне их все! Пусть это будет знаком нашей крепкой, нерушимой дружбы!

— Больше ничего нет, Оскенбаевич, — ответил майор. — видит бог, нет! Вот — все, что есть! Больше ни клочка!

Кунанбай поднялся с места, зашел за кресло майора, наклонился над бумагами — и вдруг охватил майора сзади, скрутил ему руки назад и крикнул Мирзахану:

— Живо, Мирзахан! Кидай все бумаги в печку!

Майор начал рваться и всеми силами пытался освободиться, но Кунанбай еще с молодых лет славился ловкостью и до сих пор отличался большой силой. Он не давал майору двинуться с места.

Мирзахан уже успел швырнуть кипу бумаг в пылающую пасть печи. Майор, поняв свое бессилие, принялся умолять Кунанбая:

— Довольно, Оскенбаевич, перестань! Ведь это же казенные дела! Что ты делаешь?.. Как же мне теперь быть?

Через несколько минут от бумаг осталась только куча пепла. Мирзахан и Кунанбай закрыли печь и переглянулись молчаливой улыбкой. Майора окончательно развезло: он сидел в кресле, закрыв глаза и развалившись; казалось, он крепко уснул…

В ту же ночь Кунанбай выехал из Павлодара и двинулся дальше.

Как только гости вышли из комнаты, майор вскочил с места, — он был совершенно трезв. Покачав головой, он выпил еще несхолько рюмок коньяку и позвал хозяина дома.

Сергей — надежный друг. Они обо всем договорились. Выйдя неслышно во двор, они подожгли один из небольших сарайчиков. В этом сарае стояли сани, на которых приехал майор, а в санях заранее были свалены старые кошмы и ворох бумаг. В одну минуту все было охвачено пламенем…

Слабый дымок маленького пожара не впервые окутывал полным мраком ловкие проделки майора. Со стороны Сергея это была услуга за услугу: в прошлом году Сергей присвоил казенные товары и обанкротился, майор точно таким образом устроил ему «пожар», а затем составил акт, заверил печатью и спас Сергея от беды. Сегодняшний «пожар» был просто отплатой за прошлогоднюю услугу.

Утром Сергей без труда спелся с прожорливым городским начальством, — вызвали положенных свидетелей и составили акт, в котором было указано, что все дела сгорели во время пожара в доме Сергея.

На шестой день пути Кунанбай и майор с актом в кармане, порознь друг от друга, прибыли в Омск.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза