Пустыня внемлет Богу

— Да, уважаемый учитель, это я, — говорит Йошуа, сразу же устанавливая дистанцию и форму общения.

— Что вы тут делаете?

— При всей вашей мудрости, учитель, вы удивительно наивны. Вас даже не изумляет, что после того собрания никто не швырял камни в ваш дом, не пытался подстеречь вас в темном переулке, поджечь эти стены. Они ведь из глины с соломой, очень хорошо горят. Конечно, за вами Бог, но в рабских болотах этого явно недостаточно. И еще. Я уверен, что Аарон слишком погружен в расчеты с собственной душой и душами исповедующихся и ничего вам не объяснил. Он, вероятно, уверен, что точно так же, как слышит ваши мысли, чтобы передавать их в голос, вы слышите и его мысли. Признайтесь, вы ведь даже не знаете, что вас ждет сегодня.

— Ну, сегодня день открытых дверей… Но что это? И почему ты зовешь меня — учитель? Я ведь почти рта не раскрывал. Всего-то несколько слов.

— Но они — то самое золото, с которого песок и вода сняли ржавчину. Потому после всего словоизвержения, криков и воплей только эти слова и остались. Я знаю, вы начисто лишены умения льстить и потому также примете то, что я собираюсь сказать: вокруг вас невидима, но ощутима некая аура свободы. Именно поэтому я ни на миг не подумал отговаривать вас от встречи с этим сатрапом, хотя тут риск, и немалый.

– Я вижу, ты и твои друзья — люди смелые, не терпящие рабства. Почему же вы до сих пор не ушли на свободу, в пустыню?

— Кто-то же должен этим несчастным, среди которых, не забудьте, отцы наши, матери и сестры, служить укором, даже молчаливым, а то ведь, простите, ваш родственничек Корах совсем превратит их в скот, разве что говорящий.

— Но вы рискуете жизнью.

— Трижды простите меня, учитель, но, думаю, вы не настолько самонадеянны, чтобы считать, что только вы способны рисковать жизнью.

— Я как-то об этом риске… не думаю.

— Вот и мы тоже.

— И вы все эти дни охраняли меня, а теперь пришли разъяснить, что это такое — день открытых дверей?

— Так вот. В северных приморских странах сатрапы, которые чаще всего обычные головорезы, вознесенные на вершину власти, устраивают, кажется, раз в год празднество на один день: нищий становится сатрапом, а сатрап нищим. Все жрут до отвала и пьянствуют до полусмерти. Вся накопившаяся на сатрапа злость уходит, как вода в песок. Предотвращается бунт, который, кстати, тоже бессмыслен: на место убитого сатрапа придет другой, может и похуже. Наш не доводит дело до такого безобразия, но после месяца, скажем, или года скрытых убийств устраивает «день открытых дверей». Сначала вы станете свидетелем устрашающей силы парада войск, затем — демонстрации преданности. Распахиваются ворота дворца: сатрап ждет дорогих гостей. Это главным образом организованные группы лизоблюдов, которых издали можно узнать по пене восторга, скапливающейся в уголках губ, и преданности, выталкивающей глаза из орбит, и просто зевак, не верящих, что так вот запросто можно войти во дворец и видеть фараона. Эти обычно жмутся по углам огромного зала, где за их спинами стоят, почти сливаясь с мраком застенков, заплечных дел мастера.

— Вижу, ты там побывал.

— Пользуюсь любой возможностью… Итак, один из группы выступает вперед, сатрап кивает, и вся группа, согнувшись в поклоне, почти ползком приближается к трону. Уровень поклона зависит от гибкости спины и степени подобострастия. Ваш поклон, вероятно, будет на уровне собственного достоинства, так что Бог в помощь. Отправляетесь туда каждый в отдельности. Старейшины об этом знают. Дорогой учитель, мы с вами. Вы с Богом.

Еще достаточно рано. Хибарки, словно овцы, прижавшиеся друг к другу, забылись в пугливом сне. Сырость, ползущая из поймы, пронизывает кости. Стоит выбраться из низины, как сразу же попадаешь на улицы, полные народа, идущего к центру, где уже не видно огней, еще не льется в фонтанах вода, но уже слышатся звуки медных труб.