Пустой

– Мне нужно работать, Маш, – говорил он, гладя меня по спине, но, видимо, из-за жалости.

– Я не могу без тебя, прости, что я такая, – я нехотя начала плакать, но пыталась отвернуться, чтобы он того не видел, – Я не хочу, чтобы ты думал обо мне плохо.

– Разве я могу думать о тебе плохо, белочка? Ты самая лучшая…

– Тогда почему всё так? Будь со мной и я покажу тебе, что отношения – это не плохо!

– Маш… Я уже много раз говорил на эту тему.

Он оставался спокойным, но всё так же гладил меня по спине, щекам, вытирал слёзы, а я захлёбывалась от своих же слов.

– Мне нужно идти, – сказал он.

– Постой! Давай поговорим, не уходи, я не знаю, что мне делать.

– Пока, Маш.

– Серёжа! – остановила я его во второй раз и крича, добавила: – Почему ты так со мной? Ты же видишь, что я к тебе искренне! Ты же видишь, что я мучаюсь, зачем ты уходишь? Ты дал мне повод думать, что у нас отношения, ты сделал так, чтобы я не могла без тебя, а теперь уходишь! Да как ты можешь поступать так со мной, какое право, какое право ты имеешь? – истерически орала я, – Ты знаешь, ты лучшее, что было в моей жизни и ровно так же – худшее! Я хочу забыть тебя, я первый раз чувствую такую боль! Ты знаешь, – чуть тише добавила я, – Я не смогу быть прежней, и знаешь, – ещё тише сказала я: – Я, кажется, люблю тебя.

А потом я развернулась и убежала. Боковым зрением я видела, что он ещё остался стоять на том же месте, как будто я всё ещё что-то говорю, но я так и не обернулась. Как будто выплеснула всё, что хотела сказать давно. И что теперь будет? Я вызвала такси и отключила телефон.

По приезду домой я сходила в душ, смыла с лица потеки туши и легла под одеяло. Шутки с телефоном показались мне не лучшим вариантом, на случай, если будет звонить мама. Пересмотрев свою позицию, я всё-таки его включила и обнаружила на дисплее кучу сообщений. От него. Они были такими:

– Маш, я не хотел сделать тебе больно.

– Ты такая вся… Сильная натура.

– Мы не можем быть вместе.

– У меня тоже есть к тебе чувства… Сильные…

– Но это не значит, что нам нужно быть вместе.

– Мы – свободные люди, понимаешь, мы не сможем.

– Я не тот, кто будет дарить цветы и гулять за ручку вечером.

– Маш, тебе это тоже не нужно.

– Прости.

– Белочка…

Дочитав до конца, я легла спать, просто вырубилась за две минуты.

На неделе я отпросилась с работы в отпуск. На самом

деле отпуском это назвать трудно. Я собиралась к родителям всего на пару дней.

Двадцать девятое мая. Три душных электрички за пол дня. Я выхожу из вагона в шортах и кофте. Худые ноги, слабые руки, иду, спотыкаясь о все косяки по дороге. Я еле дышу и хочу спать. Колит сердце. Мне двадцать, а чувствую себя на все девяносто, будто вот-вот меня парализует или случится инфаркт. Вдалеке я вижу белую десятку. Это был мой папа. Я улыбнулась, что есть сил и поплелась к нему в объятия.

– Привет, родная! – обрадовался он и прижал меня к себе сильно-сильно.

Мне стало так хорошо. Даже немного попустило боль.

Я села в машину к папе и опустила на глаза солнцезащитные очки, чтобы он не заметил мои тусклые глаза. По разговору с ним я поняла, что он ничего не знает про наркотики.

«Спасибо, мам», – думаю я о том, что она не рассказала папе про мою бурную жизнь.

Мы подъехали к нашему дому. Тепло, солнышко светит и такой свежий воздух, что жить хочется. Эх, деревня, как же ты иногда спасаешь.

На самом деле это совсем не деревня, только я так называю город, в котором живут родители. Просто я считаю, что он не подходит для развития. А население здесь всего двадцать пять тысяч человек. Сами понимаете, как не интересно жить в городе, где каждый друг друга знает.

Я открыла дверь машины и с ходу услышала голос соседки:

– Машка! Какая ты большая, красивая-то!

– Здравствуйте, тёть Оль, – улыбнулась я и направилась к забору.

На крыльце меня встречала мама. Она казалась радостной и расстроенной одновременно. Вот они. Самые тёплые объятия.

– Пахнёт мамом… – Прижалась я к ней.

В детстве я всегда так говорила, потому что у неё такой запах нежный, родной, запах мамы. Ни с чем не перепутать.

– Привет, моя хорошая, – заплакала она.

Мне стало так стыдно за себя и жалко маму.

– Не плачь, моя хорошая, я здесь, я в порядке. Не плачь только, мам, пожалуйста.

Мы разговаривали с ней пол дня, сидя на крыльце. Я рассказала ей всё-всё, что произошло со мной за год.

– Вот такая история, мам, – я рассказывала про Серёжу, – и главное, что я не знаю, чем она закончится. Это ещё не конец, я чувствую.

– Да уж… Маш, ты же понимаешь, что убиваешь себя? Его надо отпустить, у вас ничего не будет, ты уже столько натерпелась. Помоги себе. Ты молодая, умная девочка. Я знаю, что такое наркотики и ты должна понять, что останется немного и ты больше не будешь прежней. Ты уже не та.

Она была права. Как можно остаться «той» после амфетаминовой ломки? Следующий вопрос – как можно спокойно жить с тем, что ты – двадцатилетняя наркоманка?