В реанимацию меня не пустили, а в общее отделение Моги перевели только через два дня. Вот тогда-то мне и удалось навестить ее.
На Моги было больно смотреть: ноги и одна рука сломаны и подвешены на вытяжках, другая — уцелевшая — рука, фиолетовая после капельниц на сгибе локтя, безжизненно свисала с постели; все лицо в царапинах и ссадинах. Писк электрокардиографа и шум аппарата искусственного дыхания неприятно отдавались у меня в голове.
Когда я впервые увидел Моги, всю израненную, на глаза сами собой набежали слезы, но плакать я не мог — не одному же плакать? Нет, рядом с ней я обязан оставаться сильными. Поэтому, кое-как удержав слезы, я заглянул ей в лицо.
Моги, кажется, удивилась, что я пришел, хотя точно, так это или не так, нельзя было сказать — она просто лежала, не в силах пошевелиться.
В тот день ее родители передали мне, что она уже в сознании, но не говорит после шока. Однако стоило Моги заметить меня, как она тут же открыла рот, пытаясь что-то произнести. Мне не хотелось, чтобы она напрягалась, но Моги не слушала моих возражений: она все равно пыталась выдавить из себя хоть слово. Ее кислородная маска вся запотела… Наконец Моги выдохнула:
— Слава богу… я… жива.
Она говорила совсем тихо, но я все равно расслышал.
Едва она договорила, как вдруг заплакала. Я отвел глаза и наткнулся на порванную сумку — она стояла у кровати. Внутри блестела какая-то упаковка. Она привлекла меня, и я невольно потянулся за ней. Оказалось, в сумке лежали умайбо со вкусом бургера и соуса терияки. Содержимое после аварии помялось и раскрошилось в труху. Бездумно перебирая упаковку в руках, я вдруг понял, что сдерживать слезы больше не в силах, и заплакал.
Не знаю почему, но слезы хлынули именно в тот момент. Я помнил, что даже в «Комнате» Моги дарила мне умайбо, хотя больше не догадывался зачем.
Слезы все текли и текли по моим щекам.
Потом я часто приходил навещать Моги, и каждый раз она пыталась держаться молодцом.
— Пока я была без сознания, мне снился длинный сон, — как-то призналась она.
Видимо, и правда подумала, что все было сном.
И я понял еще кое-что: в этом, реальном, мире Моги в любом случае попала бы под грузовик. И в любом бы случае выжила. Наверное, поэтому повторы «Комнаты удаления» никак не заканчивались.
Хотя Моги выжила, ног она больше не чувствовала — сильно повредила позвоночник. Врачи говорили, что на восстановление можно не надеяться.
Я не знал, как лучше с ней заговорить об этом, поэтому всегда молчал. Моги это заметила и как-то поделилась со мной:
— Раньше я верила, что, попади в такое положение, буду думать: лучше б умерла. Ты, наверное, тоже так думаешь? Ведь теперь я не смогу ходить… Захочется мне сбегать в магазин за вкусняшкой, а я не смогу — придется либо просить кого-то, либо ехать на коляске. Купить поесть — и то проблема. Просто кошмар. Но вот что удивительно: я совсем не думаю о смерти. Почему? Потому что в глубине души понимаю…
«Жизнь прекрасна», — совершенно искренне призналась Моги.
— Поэтому все хорошо. Школу я не брошу, и не важно, сколько времени уйдет на лечение. Может, мы не будем в одном классе, но… главное — я останусь в школе. — Моги улыбнулась и согнула в локте тонкую руку.
Стыдно вспоминать, но я тогда заплакал прямо у нее на глазах. Я был по-настоящему счастлив. По-настоящему счастлив, что самое главное желание — помочь Моги — исполнилось.
«А я… могу я что-то сделать? Хочу помочь, чем только смогу. Я правда хочу помочь. Поэтому и спрашиваю».
«Может, просить о таком невежливо, но…» — начала Моги и засмущалась.
— Но я хочу, чтобы ты нашел для меня место. Снова. Для меня.
«Снова? Я уже находил для тебя место?»
— Да, в том длинном сне, — ответила Моги, затем почему-то покраснела и опустила глаза.
Шла вступительная церемония.
Харуаки быстро наскучила речь директора — это прям читалось по его лицу. Взглянув на него, я неожиданно кое-что вспомнил.
— Кстати, Харуаки, ты же утром хотел что-то рассказать?
— Мм? А, точняк! К нам типа в первый класс старшей школы поступила такая симпатяшка! — Харуаки хлопнул меня по плечу и подмигнул.
— Да как-то плевать. Едва ли я стану ей сэмпаем.
— Ну ты придурок! Увидеть ее — уже счастье!
Только ты так думаешь, ага.
— А ты о ней когда прознал? Мы ведь впервые ее класс сегодня увидим.
— Дайян сболтнул!
— Дайя?
Как-то не верится. Не слышал раньше, чтобы Дайя о девчонках болтал.
— Чё, не веришь? Так это он не просто так, а по причине! В курсе, что Дайян на вступительных всего две ошибки отхватил?
— Да, он сам хвастался. Лучший результат по школе.
— И рекорд его всего лишь год продержался! Же-е-есть! — совсем развеселился Харуаки.
Да уж, он безнадежен.
Хотя я его понимаю…
— Ну и? Как связаны эта красотка и Дайя?
— Ты чё, реально тупишь? Или как? А, Хосии? Эта симпатяшка получила сто из ста по всем предметам и побила рекорд. Ну а учителя сказали об этом Дайе как предыдущему рекордсмену. Один даже спалился, что, поглядев на такую красотку, ваще застремался. И это он-то, взрослый!
Ну это точно выдумка — застремался! Да насколько же он старшее ее?