Пусть ему будет стыдно (ЛП)

 Он усмехается, пододвигая пустой стул поближе к кровати. Я наблюдаю, как он упирается руками в кровать. Мне хочется, чтобы он дотронулся до меня. Меня смущает, что вчера мы признавались в любви друг другу, а потом случился полный хаос, но мне холодно в этой яркой палате одной. Он так близко сидит ко мне, и так далеко.

 — Ты помнишь, что случилось? — спрашивает он после нескольких минут молчания.

 Я пожимаю плечами, но это движение причиняет мне боль. Я стараюсь не показывать, что мне больно, но это бесполезно. Даллас тут же протягивает руку и убирает волосы у меня со лба. Чувствуя его теплое прикосновение к моей коже, боль уходит.

 — Я помню все какими-то отрывками. Немного рассказали Пейдж и Кеннеди, — отвечаю я, прижимаясь к его ладони и вздыхая.

 — Ты прочитала отчет судмед экспертов в полицейском участке и сразу же сложила два плюс два — следы частиц тахебо на одежде Ричарда. Я бы никогда не додумался, — признается он. — Мелинда, травник Стефани, боялась, что Ричард всем расскажет о них, поэтому убила его.

 — А разве у Ричарда и Майлса не было отношений? Это оказалось не правдой? — спрашиваю я.

 — Всего лишь слухами. Предполагается, что Стефани ничего не знала о плане Мелинды, но в этом еще стоит разобраться следствию.

 Я киваю, тяжелая тишина зависает в комнате.

 Даллас откашливается, прикусив губу, видно нервничая.

 — Знаю, что вчера уже говорил об этом, но хочу, чтобы ты точно уснила. Я очень сожалею о том, что ты услышала в полицейском участке. Клянусь, ложь все до единого слова. Ты лучше справилась с этой чертовой задачей, чем я. У тебя имеется интуиция, которой научить нельзя. Единственная причина, из-за которой ты не должна работать одна, поскольку одна только мысль убивает меня напрочь, чтобы не повторилось такое с тобой никогда, — признается Даллас. — Когда ты разгромила меня в пух и прах в доме Стефани, а потом повалила на пол, ты просто ох*ительно восхитительная.

 Я вспоминаю, как пристально смотрела на пистолет, направленный Мелиндой в сторону Далласа, и даже не осмысливала, что делала.

 — Я поняла, что она сейчас выстрелит в тебя. И единственное, о чем подумала, что нужно тебя спасти, — говорю я ему.

 — Господи, когда ты сказала, что у меня кровь на плече, а я опустил глаза и увидел пулевое отверстие у тебя в плече, я не мог дышать.

 Он убирает руку с моего лица и проводит по своим волосам. Его короткие волосы торчат и находятся в таком беспорядке, видно, он неоднократно тормошил их за последнее время.

 — Ты закрыла глаза и единственное, что мне оставалось делать — прикрыть рукой пулевое ранение, чтобы как-то остановиться кровь… я чувствовал себя полностью беспомощным. Пообещай мне, что ты больше никогда не бросишься под пули. Мое сердце это просто не выдержит.

 Говоря о его сердце…

 — Ты правда сказал, что любишь меня, или нет? — шепотом спрашиваю я.

 Он улыбается, схватив меня за свободную руку, и подносит к губам, закрывает глаза и медленно целуя.

 Прижимает мою руку к своей щеке и открывает глаза, улыбаясь.

 — Ты даже не представляешь, как я тебя люблю.

 Я улыбаюсь ему в ответ и инстинктивно понимаю, что он говорит правду. Он говорит мне чистую правду — и о разговоре с Тедом, и о своем отношении ко мне.

 — А ты на полном серьезе говорила, что любишь меня, или это было связано с потерей крови?

 Сомнение в его голосе меня удивляет. Даллас всегда казался таким сильным, уверенным в собственной правоте, но увидев его сейчас уязвимым, заставляет мое сердце трепыхаться.

 — Не волнуйся, потеря крови придала мне мужество, чтобы сказать эти слова вслух, — говорю я ему с улыбкой.

 Он встает со стула и наклоняется, прижимаясь губами к моим.

 — Ты сделала это, детка. Ты раскрыла убийство, — довольно говорит он, отстраняясь.

 Я раскрыла дело, не так ли? И меня это так радует, первый раз в жизни я приняла правильное решение. Я рискнула, и это окупилось сполна. Конечно, я получила пулю, но нашла убийцу Ричарда и влюбилась.

 — Ой, твоя мать ранее приходила сюда. Она еще раз извинилась, что вела себя на ужине, как последняя сука. Что с ней происходит? Она кажется мне совершенно другим человеком. Меня это немного пугает, — говорит Даллас.

 Медсестра заходит в палату и втыкает иглу капельницу мне в вену, говоря, что боль поутихнет, и если мне что-нибудь понадобиться, я тут же могу обратиться к ней.

 — Моя мать переживает определенный период, — отвечаю я ему с улыбкой, когда медсестра выходит из комнаты, вспоминая почему-то слова матери, когда она выражалась о моих волосах.

 — Мне кажется, что у нее этот период будет затяжным. Она поинтересовалась, имеются ли у меня такие же милые друзья, как я, — со смехом говорит Даллас, покачивая головой.

 Я чувствую, как лекарство начинает действовать, вызывая приятное чувство заторможенности, голова тяжелеет, глаза начинают слипаться.

 — Спи, детка. Я буду здесь, когда ты проснешься. Я люблю тебя, — слышу шепот Далласа из полудремы.

 Я не могу открыть глаза, чувствую его губы у себя на щеке, и проваливаюсь от обезболивающего средства в сон, откуда-то издалека слышится приглушенный голос Далласа: