Пусть будет как есть. Беседы в Бомбее. 2010–2011

К.: Это не ловушка. Это случается. Это просто то, как Ты реализуешь Себя. «Я» — искатель. И потом «Я» становится сомнительным «Я есть», и из сомнительного «Я есть» происходит сомнительный поиск того, что является сомнительным образом. Сомнительный образ, пытающийся искать сомнительный образ, думая, что посредством этого он может становиться реальным. Его даже нельзя винить. Нереальное невыносимо. Быть нереальным невыносимо. Даже существовать — это слишком много. Это невыносимо. И с того момента Ты хочешь избавиться от этого бремени. Это всё равно что врождённый источник страдания. Всякий раз, когда есть переживание, есть переживающий и что–то переживаемое — два. И это невыносимо. Поэтому Ты ищешь выхода из этого. И это будет происходить всегда. И тогда есть 7 миллиардов других ищущих. Каждый принимает это на свой счёт: «Быть может, я могу прекратить поиск». Ха–ха–ха. По–прежнему видя 7 миллиардов других, которые ищут: «Но я прекратил поиск! Я это сделал! Теперь я пробуждён, и я могу показать вам, как пробудиться». Это всё часть того ложного. Кто–либо что–то заявляет и затем хочет делиться этим с кем–либо ещё. Так что я могу делать? Я могу только указывать на ложное. Я не могу указывать на То, чем ты являешься. Это более чем лёгкая работа! Всё, что бы Ты ни говорил, — ложно!

С.: Правильно ли я вас понял, когда…

К.: Нет, это было бы ложно. Всё, что бы Ты ни получал от Меня, — ложно.

С.: Когда вы употребили слово «болезнь», я размышлял о том, является ли исследование болезнью?

К.: Исследование — это уже отсутствие непринуждённости, болезнь[30]. Должна быть. Кому хочется просыпаться от приятного сновидения? Если сновидение приятное и никто не беспокоится, то почему ты исследуешь? Тут должна быть неестественность. Автоматическая неестественность. В любой момент, когда ты знаешь себя, ты находишься в неестественном положении знания себя. Когда есть знающий, который отличен от Того, чем он является, это уже болезнь. Так что автоматически имеет место страдание разделения. Из этого нет никакого выхода. И это начинается очень рано. С самого чистейшего понятия «Я», бытия осознающим, уже начинается ложное. Поэтому даже чистейшая идея осознавания не ближе к Тому, что ты есть. А кто хочет быть ближе к Тому, что ты есть? Ты хочешь быть Тем, что ты есть, ты не хочешь быть ближе к Тому, что ты есть. В чулане с самим Собой. Взаперти.

С.: Поэтому То, что ты есть, кажется действительно загадочным, очень сложным, непознаваемым.

К.: Нет. Это так естественно и так известно Тому, что ты есть, потому что Ты и есть То. Ничто другое Ты не знаешь больше, чем То.

С.: Это парадокс. Я не знаю, чем я являюсь.

К.: Ты абсолютно знаешь это. Чтобы Ты сейчас мог говорить: «Я не знаю, что я такое», Ты должен знать, что Ты существуешь. Есть Существование, являющееся Знанием, которое позволяет тебе говорить: «Я не знаю, чем я являюсь». Потому что для того, чтобы Ты мог говорить: «Я не знаю, что я такое», Ты должен знать То, что ты есть.

С.: И это знание не посредством исследования?

К.: Ты есть, несмотря на исследование. Чтобы могло быть исследование, Ты должен быть Тем. Чтобы вообще мог быть переживающий, То, что ты есть, уже должно быть, чтобы могло быть это первое переживание. И То никогда ничего не требует.

С.: У меня есть эта склонность спрашивать: «Это верно или это иллюзия? Это то, что я воображаю, или это нечто реальное?» Я всегда задаю этот вопрос в отношении всего.

К.: Это называется сновидением. Сновидец сновидит о сновидении, о реальном сновидении или нереальном сновидении. Только когда есть относительный сновидец, у него бывает реальное или нереальное сновидение. Этот вопрос не применим к Тому, что ты есть. Он применим только к тому, кто уже ложен. Хорошее и плохое, правильное и неправильное применимы только к тому, кто уже ложен. Поэтому То, что является добродетелью, не знает никакой добродетели и никогда не сомневается в добродетели. А сомневающийся будет сомневаться во всём. Он сомневается в самом себе и потом сомневается во всём, в чем он может сомневаться. Пусть сомневается. Он никогда не перестанет сомневаться. Что бы он ни заявлял, чего бы он ни мог достигать, сомнительно. Раньше или позже он снова в этом сомневается, и тогда приходит что–то ещё. Глубже или выше, и больше осознания и ещё одно осознание и более глубокое постижение — никогда не кончающаяся история. Так что эта история того фантома, который иногда бывает непросветлённым, а иногда просветлённым, — призрачная история.