Пусть будет как есть. Беседы в Бомбее. 2010–2011

Вот почему Его называют абсолютным Видящим, где нет никакого «видящего». А видящий, которого ты можешь переживать, уже переживается. И это приходит и уходит. Но То, что есть, есть всегда. Так что в этом смысле ты можешь называть это «ни в каком отношении». Такова чистота твоей Природы[21]. И всё, что бы ни ощущала чистота, не отличается от неё, но не является чистотой. Поэтому твоя истинная природа — абсолютная чистота. Бесчувственность. Всё, что исходит оттуда, может ощущаться. И первое ощущение — это Ощущающий. А потом ощущение того, что может ощущаться. Но Ощущающий уже ощущается. Чем? Ты никогда не узнаешь, что это, но быть может, это То, что ты есть. Абсолютный Сновидец, который уже предшествует сновидцу, которого ты можешь сновидеть. Можно сновидеть сновидца, сновидение и то, что можно сновидеть, но кто может сновидеть сновидца? Поэтому ты не можешь находить Сновидца, в сновидении которого ты находишься. Что бы ты ни находил — это только сновидение. И всё, что ты можешь считать, — это не Считающий. Ты можешь считать считающего, счёт, то, что может быть сосчитано.

Но невозможно сосчитать Того, кто считает считающего, счёт и то, что может быть сосчитано. И в любом случае нет никого, кто считает. Это десятый[22]. Ты всегда считаешь только то, что ты можешь считать, но никогда не считаешь считающего. И Считающий есть всегда и никогда. Но ты — не счетовод. Кто сочиняет историю о каких–то драгоценных прозрениях, драгоценных духовных событиях или постижениях?

С.: Если вы происходите из той части мира, повлияли ли на вас западные философы?

К.: Немного. Витгенштейн и Кант. Но только несколько страниц. Поскольку они были слишком усложнёнными.

С.: Является ли что–либо из этого наиболее близким к тому, о чём вы говорите?

К.: Это похоже на то, как Витгенштейн сказал бы, что следует молчать о том, о чём ты не можешь говорить.

С.: Это означает, что вы не можете говорить…

К.: Нет, я могу бесконечно говорить о Том, что я есть.

С.: Нет, лучше хранить молчание о Том, о чём вы не можете говорить.

К.: Нет. Это не помогает. Я говорю множество слов и никогда ничего не говорил. Это парадокс.

С.: Вы имеете в виду Пара–Брахман, когда он это говорил. Это — То, о чём вы не можете говорить.

К.: Но хранить молчание — это на одного хранящего молчание слишком много. Ты должен говорить, не говоря ничего. Медитация — это слова, говорение без говорящего. Имеет место действие без деятеля. Но тот, кто хранит молчание, всё равно говорит слишком много.

С.: Никто другой не слышит.

К.: Это всё равно как если бы ты медитировал для покоя, ха–ха. Ты хочешь делать из покоя больше покоя. Медитация — это твоя природа. Но нет никого, кто из неё что–либо получает. В этом счастье медитации. Покой, который ты можешь получать посредством медитации, — фальшивка. Сама медитация — это покой. Но не заявление: «Я медитировал пять часов, теперь я более спокоен». Но это случается. Слава Богу, всё это бесполезно.

С.: Для меня очень привлекательна эта идея Витгенштейна, когда он говорил — все то, о чём вы говорите, Реальность или что угодно, — это нечто такое, о чём вы не можете говорить, поскольку любые слова, которые вы используете, будут неправильными. Поэтому говорить о Том, о Пара–Брахмане, или о Самости, бесполезно.

К.: Да. Но в этом вся забава. В этом всё удовольствие. Мы сидим здесь и говорим, говорим, и, возможно, в какую–то долю секунды ты видишь, что всё это дерьмо. Всё, что может быть сказано, всё, что может быть не сказано, это всё дерьмо. Не может делать Меня больше или меньше, чем Я есть. Так что это было хорошо для чего–то. То, что это ничего Тебе не даёт, вот что хорошо. Что из этого ничего не происходит. Вот что хорошо. Так что мы говорим, и говорим, и говорим. Но в этом смысл хорошей компании. Нет никого, кто хочет что–либо менять, и всё равно говорит и говорит — это парадокс, живой парадокс.

С.: Это ни прибавляет знания, ни устраняет неведение.