Пушкинский дом

Как ни ослаблен сюжетно этот роман, но и он был замешан на метафорическом допущении, не выдержавшем проверку правдой: герой должен был быть убит на дуэли (смягченно: пьяной) из старинного дуэльного пистолета. Все шло хорошо, пока это ожидалось (но только потому, что это ожидалось), и все стало решительно невозможно, когда подошло вплотную. Литературный суп – обязательно из топора (в «Преступлении и наказании» это буквально так), но приходит мгновение облизывать его на правах мозговой кости. А невкусно. Тут и сыплется последняя специя, колониальный товар: прием, фокус, ужимка, авторский голосок… Как раз то, ради чего все – всегда тяп-ляп (когда уже есть кораб…).

…«очко» – те же пригородные ужимки…

Очко (двадцать одно) – игра умная, психологическая, на нервах (на нарах). В нее проигрываются и последний рубль, и последние штаны, и жена, и жизнь. Поэтому прикупивший карту ничем не должен выдать ее достоинства. Задача не обрадоваться и не огорчиться слишком трудна для охваченного азартом человека. Поэтому карта открывается для себя медленно, чуть-чуть, как бы тайком даже от себя, не только чтобы не подсмотрели, но чтобы удержать маску. Так играют на нарах, такую же манеру можно увидеть в пригородных электричках: то ли народ, который в них ездит, отчасти деклассирован и успел всякого повидать, то ли лавки в вагоне напоминают отчасти нары…

…хpoмoe слово «дилогия»…

В эпоху все более широкого развертывания «полотен» в нашей литературе все стали стремиться к написанию не просто большого эпического романа, но непременно трилогии. Скажем, «Заря» – «В бурю» – «Покой нам только снится» или «Шторм» – «Рассвет» – «Смерти не будет» (третий роман обычно дописывался уже в либеральное время, когда в моде были длинные названия). Писатели, позже включившиеся в это ковроткачество, не успевшие дойти до третьего или начавшие со второго, родили это новое в литературе жанровое обозначение неоконченной трилогии – дилогия. За нее уже пора получать премию. Постепенно стало ясно, что третий и необязателен. Понятие «дилогия» оказалось утвержденным как новый, секретарский жанр.

…поднимает с полу листок… Не меньший интерес представляет для нас и другая поэма Гомера – «Одиссея»…

Листок подлинный (см. примеч. на с. 95). Найден в том же месте, что и клочок газеты (см. коммент. к с. 13), но по другому адресу (Москва, ул. Руставели, 9/11 – общежитие Литературного института им. Горького).

Работа – аккордная.

При отсутствии конкуренции и безработицы существуют три основных вида зарплаты: повременная, сдельная и аккордная. Последний вид идеологически не поощряется как ведущий к штурмовщине, рвачеству, нарушениям требований охраны труда, таящий в себе зернышки капиталистического предпринимательства. К аккордной оплате прибегают в крайних случаях (когда надо сделать быстро и хорошо). Это заранее назначенная сумма за определенный объем работы, без учета времени и числа работающих (см. примеч. на с. 382).

Не было никакого такого теперь «народу»…

Пока ничего не происходит – все становится другим. О колоссальных изменениях, происшедших после войны в структуре города, интеллигенция узнала по невозможности нанять какую бы то ни было прислугу. И только интеллигенция несколько окрепла материально, как окрепли и те, кого можно было нанять: переселились, обзавелись и «унижаться» не хотели. Плодом революционных преобразований явилось то, что никто не захотел служить другому, а общество, кажется, на этом основано. Не захотели «унижаться», то есть окончательно расхотели работать. Процесс этот длительный и сложный: отрыв от земли, бегство из деревни, обретение городского статуса, – произошел скрыто от глаз коренного горожанина. И он жеманно обнаружил, что «прислуги не достать».

«Дивная, нечеловеческая музыка!»

Восклицание В.И. Ленина о Бетховене из очерка А.М. Горького. После чего что «Лунная», что «Аппассионата» стали исполняться наравне с гимном.

…может всплыть утопленник…

По реке плыл пароходик и стрелял иногда из пушечки… Описание подобной ловли можно найти у М. Твена в «Гекльберри Финне».

…специальный клей БФ-2.

Рождение нового наименования во времена культа было явлением. Оно происходило раз в год, а то и реже. «Клюква в сахаре», «Рябина на коньяке», велосипед «Турист», холодильник «ЗИС» или вот клей БФ-2… Это были не предметы, а понятия, всеми отмечаемое движение жизни. Этим клеем клеили все; было склеено все, когда-либо разбитое; я боролся с искушением что-нибудь разбить, чтобы склеить. За клей была присуждена Сталинская премия, и все восприняли факт этот с большим удовлетворением. Уже немного оставалось… Нет, Сталин был обречен. Появление того же БФ-2 было одним из звонков. Стиляги ведь тоже… Здесь в романе описано уже их движение.