Читаем Пушкинский дом полностью

Способов заварки существует бессчетное множество. Напиток приготовляется по секрету изготовителя. Каждый колдует как хочет. Чай не за-варивается, а вы-варивается. Получается густо-коричневый, непрозрачный настой, сверху плавает радужно-ржавая пленка. Чтобы кайф не пропадал, чай вываривается второй и третий раз, конечно, это не сравнить с первачком. Пьют мелкими глоточками, передавая по кругу (компания три-четыре человека) и старательно куря после каждого глоточка. Учащается пульс, расширяются зрачки, поднимается давление, проходит сонливость и усталость – чифирист начинает торчать. Торчат до утра, сначала за разговором, а потом уже отрешенно и тупо. Чифирят обычно ночью в компании с дневальным или в сушилке (у кого печка). Прекрасна эта тишина и темнота с красноватыми отблесками на лицах… Есть рецепты усиленного, смертельного чифиря – на махорке, на спирту, водке, одеколоне, но на практике они употребляются редко, потому что курево и спиртное достать бывает труднее чая и их предпочитают потреблять в чистом виде.

Буржуйка.

Маленькая кустарная печка, которую можно быстро истопить всяким мусором и дрянью – согреться и вскипятить чайник. Бывают круглые, бывают квадратненькие, из железа, чугуна, из листов для пирогов – формы разнообразны, зависят от навыков кустаря и доступного ему материала. Труба выводится прямо в форточку. И печка и слово возникли во время топливного (и прочего) голода в 1918 году. Топили мебелью и книгами – отсюда и деклассированность нового слова. Уцелевшими буржуйками спасались и во время Второй мировой войны, так продлилась жизнь этого лихого слова.

Зяблик.

По-латыни fringilla. Это самая дальняя граница эрудиции автора.

Гостиница «Европейская».

Наряду с «Асторией» самая фешенебельная из старых гостиниц (1874) в Ленинграде. Расположена на бывшей Михайловской улице 1940 году переименованной в улицу И. Бродского, не иначе как в честь рождения поэта. После закрытия ресторана «Восточный», обжитого ленинградской фарцой и богемой, многие осиротевшие завсегдатаи перебрались по соседству на «Крышу» – ресторан на верхнем этаже гостиницы, примечательный тем, что расположен под фонарем (стеклянной крышей), а обычных окон в этом заведении нет. «Крыша» тоже уже портится, но туда все еще можно сходить пообедать, если, конечно, все столы не зарезервированы под иностранцев. Но если вы финн или имеете подход к метрессе, то пообедаете.

«Афродита», «Атлантида», «Зеленая шляпа».

Это только мне, на фоне бритвы «Жиллетт» (см. коммент. к с. 33), эти романы могли казаться «модерными». Как современник Лота и Бенуа, их читала еще моя бабушка, молоденькая и хорошенькая, не дожидаясь перевода. Майкл Арлен же – посовременнее, родился и умер год в год с дядей Диккенсом (1895–1956). Любопытно, что он – армянин (Тигран Куюмджян). См. коммент. к с. 128.

…попурри из грибоедовских вальсов.

Грибоедов Александр Сергеевич (1796–1829) – окончил университет шестнадцати лет, знал дюжину языков, профессионально увлекался дипломатией и поэзией, женился на грузинской княжне Нине Чавчавадзе, был зарезан в Турции, гроб с его телом встретил, путешествуя в Арзрум, Пушкин, о нем написан один из лучших романов – «Смерть Вазир-Мухтара»… К тому же прекрасно музицировал, автор нескольких вальсов, исполнявшихся профессионалами (автор их не слышал, но расспрашивал музыковедов, которые отзывались благосклонно). Такое многообразие интересов и короткая жизнь не позволяли ему посвятить себя как следует литературе. Он автор только «Горя от ума».

Было много наивного и трогательного в этих старых предателях…

Перейти на страницу:

Все книги серии Империя в четырех измерениях

Пушкинский дом
Пушкинский дом

Роман «Пушкинский дом» – «Второе измерение» Империи Андрея Битова. Здесь автор расширяет свое понятие малой родины («Аптекарского острова») до масштабов Петербурга (Ленинграда), а шире – всей русской литературы. Написанный в 1964 году, как первый «антиучебник» по литературе, долгое время «ходил в списках» и впервые был издан в США в 1978-м. Сразу стал культовой книгой поколения, переведен на многие языки мира, зарубежные исследователи называли автора «русским Джойсом».Главный герой романа, Лев Одоевцев, потомственный филолог, наследник славной фамилии, мыслит себя и окружающих через призму русской классики. Но времена и нравы сильно переменились, и как жить в Петербурге середины XX века, Леве никто не объяснил, а тем временем семья, друзья, любовницы требуют от Левы действий и решений…

Андрей Георгиевич Битов

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги