Пушкинский дом

Лева подошел к окну… Фаина! о Господи… Что это за ватник? «Ха! – подумал Лева с тоскливым злорадством. – Столкнется ли она с Митишатьевым?.. Прошла… Вот все, что у меня осталось…» – скорбно вздохнул Лева, снова доставая бедные свои листки.

Внизу стучали, звонили, гремели. Это вдруг достигло его – грохот… «Слетаются… – мрачно подумал Лева, скорее сгребая со стола бумаги. – Чья это служба так налажена – непременно не дать человеку создать хоть что-либо?..» Когда он подошел к двери, перебирая ключи, – к стеклу уже припало, расплющив нос, толстое лицо Митишатьева: тот слепо щурился и ничего не видел в темном вестибюле, сам хорошо освещенный. И был он не один: за его спиной маячил еще кто-то, рыжий, без шапки. Лицо показалось знакомым.

Лева сам не ожидал, что так обрадуется Митишатьеву.

– Ваш пропуск? – игриво сказал он, ожидая, пока они пройдут, чтобы запереть за ними.

– Вот! – и Митишатьев достал из кармана маленькую.

– Готтих, – представился рыжий мальчик, чопорно поклонившись, даже шаркнув, и покраснел.

– Фон Готтих! – воскликнул Митишатьев и хохотнул. – Мой дипломник. Твой поклонник. Считает тебя четвертым пророком…

Лева припомнил смутно, что как-то видел Готтиха в коридорах института.

И они пошли наверх, похохатывая и похлопывая друг друга, Готтих скромно приотставал на ступеньку.

– Ты с ним поосторожнее… – сказал полушепотом Митишатьев. – Он… – и выразительно постучал по перилам.

– Что ж ты его привел?.. – изумился Лева.

– Уважает нас… – довольно рассмеялся Митишатьев. И они достигли директорского кабинета.

– Осваиваешься, значит? – сказал Митишатьев, иронически взглядывая на дверную табличку. – А что, я всерьез говорю… Был бы хоть директор с приличной фамилией. Князь! Фирма! – говорил он, с треском распахивая дверь, врываясь в кабинет и начиная с запозданием оттаптываться и отряхиваться – отдуваться. Он сбросил на диван пальто и с шумом и удовольствием забегал по кабинету, потирая словно бы озябшие руки. – Вот и стакан есть! – восклицал он. – И запить есть чем. – И он переносил поднос с графином на директорский стол. – И закусить есть чем, – продолжал он, схватывая со стола массивное пресс-папье и подчеркнуто беспомощно пробуя его укусить, – промокашка, так сказать, имеется… Нет, ты мне вот что, князь, скажи, где мне тридцать рублей занять?

Короче, Митишатьев произвел столько шуму, словно ввалилась с морозу большая компания. «Зачем ему еще общество? – с восхищением и завистью подумал Лева. – Он один целое общество…» Готтих пока что тихо снял пальто, повесил его куда положено – на вешалку и стоял около вешалки, разглаживая волосы и выравнивая плечи. Митишатьев тем временем успел сбегать за недостающим стаканом и принес целых два. Вскрыл банку с бычками, разлил маленькую по стаканам.

– Ну, прошу… Чем бог послал.

И он поднял свой стакан.

Готтих подождал, пока Лева поднимает свой, и тогда тоже поднял.

– С великим праздником, дорогие мои-и! – вскрикнул Митишатьев как бы с дрожью в голосе и даже со сдержанным рыданием. – Водкой можно и чокнуться, – добавил он спокойно. – Твое здоровье, ночной директор… И ваше, Готтих…

И наше, – и Митишатьев опрокинул стакан и выпучился, поспешно запихивая в рот бычка. Лева выпил с достоинством Готтих поперхнулся и уронил бычка на ковер, уронив, очень покраснел и засвистел «Сердце красавицы», незаметно подпихивая бычка под стол.

– Ай-яй! – сказал Митишатьев. – Этому я вас не учил. – Митишатьев, без тени брезгливости, поднял бычка за хвост и бросил его в корзину. – Надо все-таки уважать…

Уничтожив так Готтиха, Митишатьев подбежал к пальто и достал еще маленькую.

– Еще по одной? – И, не услышав ответа, разлил.

Выпили. Лева ощутил тепло и приятность, глаза его повлажнели.

– Что бы я без тебя делал? – сказал он Митишатьеву.

– Уж и не знаю – привел бы девочек, а?

– Да ну! – махнул рукой Лева. – Так вот куда лучше…

– Что ж мы стоим? и не курим?

– Действительно, – удивился Лева. – Всегда забываю, что я курю, когда выпиваю, и все думаю: чего же не хватает?

– Еще выпить, – подсказал Митишатьев и достал маленькую.

– Ну ты даешь! – восторженно сказал Лева. – Сколько же их у тебя?

– Сколько есть – все наши, – сказал Митишатьев.

Готтих посмотрел на маленькую мутно и с испугом.

– Ладно, перекурим, – вздохнул Митишатьев, взглянув на Готтиха. – Скажите, князь, отчего это так приятно произносить: к-н-я-зь…

– В детстве я больше любил слово «граф», – задумчиво сказал Лева, глянув на Готтиха.

– Это от Дюма, – сказал Митишатьев. – Гр-раф-ф де-ля Ф-фер-р!.. Да ты не обращай на него внимания, – кивнул он в сторону Готтиха. – Он же пьян.

– Теперь мне тоже больше нравится «князь», – усмехнулся Лева.