Монмут, – ему придется распустить свою банду, так как армия повстанцев разбита наголову и больше собраться не сможет. Итак, кончайте преследование.
– Это дело вашей светлости – приказывать и отвечать за свои приказания, – ответил Дэлзэл и против воли отдал распоряжение прекратить преследование мятежников.
Однако горячий и мстительный Клеверхауз был уже далеко и не слышал сигнала отбоя; он продолжал во главе своих лейб-гвардейцев безостановочное и кровавое преследование повстанцев, разгоняя и рубя всех, кого только ему и его солдатам удавалось настигнуть.
Волна беглецов увлекла с поля боя и Берли и Мортона.
Они попытались оборонять улицы Гамильтона, но пока они силились остановить бегущих и заставить их сражаться, кто-то прострелил Берли правую руку.
– Отсохни рука у того негодяя, кто произвел этот выстрел! – воскликнул Берли, когда палаш, которым он размахивал над головой, беспомощно повис у него сбоку. – Я
не могу больше сражаться35.
Затем, повернув коня, он выбрался из этой сумятицы.
Мортон, убедившись, что, если он не откажется от своих тщетных попыток остановить беглецов, его неминуемо ждет или смерть или плен, последовав за верным Кадди, пробился сквозь толпу и, так как он был на хорошем коне, перескочил через несколько изгородей и оказался в открытом поле.
Достигнув первой возвышенности, они остановили коней и, оглянувшись, увидели, что вся окрестность полна спасающихся от погони мятежников и преследующих их лейб-гвардейцев; дикие вопли и улюлюканье этих последних, когда они расстреливали пленных, смешивались с криками и стонами жертв.
– Им уже не поднять головы, – сказал Мортон.
– У них сняли голову, совсем так, как я откусываю головку у лука, – подхватил Кадди. – О, Господи! Взгляните, как сверкают палаши. Да, война – страшная вещь. И придется же потрудиться тому, кто захочет заманить меня опять на эту работу. Но, Бога ради, давайте нажмем!
Мортон счел необходимым последовать совету своего
35 Этот эпизод и восклицание Берли заимствованы из хроник. (
верного оруженосца. Они припустили коней и поехали, не меняя аллюра, в сторону гористой и дикой местности, где, как они думали, собрались беглецы, чтобы сообща либо защищать свою жизнь, либо добиваться сносных условий капитуляции.
ГЛАВА XXXIII
Флетчер
Наступил вечер. Уже больше двух часов ехали Мортон и Кадди и не встретили никого из своих злосчастных товарищей. Они выехали на заболоченную пустынную местность и приближались к большой, уединенно расположенной ферме, стоявшей в том месте, где начиналась дикая, глухая долина; другого жилья поблизости не было.
– Наши кони, – сказал Мортон, – больше не выдержат, им нужен отдых и корм. Попробуем устроить их здесь.
Говоря это, он направился к дому. Все свидетельствовало о том, что в нем были люди: из трубы валил густой дым, у дверей виднелись свежие следы подков. В доме слышались голоса. Но все окна нижнего этажа были закрыты ставнями, и, когда наши путники постучали в дверь, им никто не ответил. После тщетных просьб впустить их они направились в конюшню или, точнее, сарай с намерением, поставив там лошадей, снова попытаться проникнуть в дом. В сарае они нашли десять – двенадцать лошадей.
Измученный вид, рваная сбруя и изрядно потрепанные седла военного образца – все это свидетельствовало о том, что владельцы их – так же спасшиеся бегством повстанцы, как и вновь прибывшие.
– Эта встреча к добру, – сказал Кадди, – у них куча мяса, дело ясное, потому что вот свежая шкура, что была на быке с полчаса назад, она еще теплая.
Ободренные всем этим, они вернулись к дому и, объяснив, что они такие же ковенантеры, как и те, кто заперся внутри, стали требовать, чтобы им отворили дверь.
– Кто бы вы ни были, – послышался наконец из окна после упорного молчания чей-то грубый, брюзгливый голос, – не мешайте тем, кто скорбит об опустошении и пленении их отчизны, кто занят исследованием причин гнева Господня и вероотступничества, дабы убрать с пути нашего камни преткновения, о которые мы споткнулись.
– Это дикие виги с запада, – прошептал на ухо Мортону
Кадди, – узнаю их язык. Дьявол меня возьми, если я хочу встретиться с ними.
Однако Мортон продолжал настойчиво требовать, чтобы им отворили, и, так как его уговоры не действовали, он открыл одно из окон и, толкнув легко подавшиеся створки ставен, перешагнул через него в просторную кухню, откуда раздавался услышанный им голос.
За ним последовал Кадди, пробурчавший сквозь зубы, когда просовывал в окно голову, что здесь, по крайней мере, нет, кажется, на огне горячей похлебки. Господин и слуга оказались в обществе десятка вооруженных людей, сидевших возле огня, на котором готовился ужин, и погруженных, видимо, в благочестивые размышления.