Пуритане

– Если Тиллитудлем на рассвете не сдастся, – ответил

Берли, – лорд Эвендел умрет той самою смертью, которой его начальник и покровитель предал столько Божьих страдальцев. И пусть со мной случится то же и даже худшее, если я не выполню этого.

– Мы взялись за оружие, – ответил Мортон, – чтобы положить конец этим жестокостям, а не для того, чтобы подражать нашим гонителям и карать невинных людей за чужие преступления. Какими законами сможете вы оправдать это зверство?

– Если ты в этом несведущ, – ответил Берли, – то твой товарищ и спутник хорошо знает закон, предавший жителей Иерихона* мечу Иисуса, сына Навинова.

– Однако, – ответил священник, – мы живем, руководствуясь высшим законом, и этот закон велит добром воздавать за зло и молиться за тех, кто притесняет и преследует нас.

– Значит ли это, что ты со своими сединами вступаешь в союз с его зеленой юностью, чтобы перечить мне в этом?

– Мы двое из тех, – возразил Паундтекст, – которым вместе с тобой вручена власть над этою ратью, и мы не допустим, чтобы хоть один волос упал с головы пленного.

Кто знает, не назначено ли ему Господом способствовать прекращению злосчастных раздоров в нашем Израиле.

– Я это предвидел, – ответил Берли, – еще тогда, когда такого, как ты, избрали в совет старейшин.

– Такого, как я? – повторил Паундтекст. – Кто же я, что вы позволяете себе отзываться обо мне с подобным презрением? Не охранял ли я от волков на протяжении тридцати лет доверенных мне овец? И даже тогда, когда ты, Джон Белфур, сражался на стороне необрезанных и сам был филистимлянином с надменным челом и залитыми кровью руками! Кто же я, по-твоему, говори!

– Раз ты этого хочешь, я тебе скажу, кто ты, – ответил на это Берли. – Ты один из тех, кто последовал за словом

Божиим ради рыб и хлебов, один из тех, кто любит дом свой больше, чем церковь Господню, кто готов скорее брать мзду из рук прелатистов или язычников, чем разделить судьбу с теми благородными душами, которые отреклись от всего ради священного ковенанта.

– И я также тебе скажу, Джон Белфур, – воскликнул в порыве справедливого негодования Паундтекст, – я также скажу, кто ты. Ты один из тех, чьи кровожадность и бессердечие ложатся пятном на церковь этого несчастного королевства; злодейства и насилия могут отвратить от нас провидение и сделать безуспешными наши возвышенные усилия вернуть себе религиозную и гражданскую свободу.

– Господа, – сказал Мортон, – прекратите эту злобную и ненужную перебранку; мистер Белфур, соблаговолите ответить, будете ли вы возражать против освобождения лорда Эвендела, которое при настоящем положении дел представляется нам желательной и полезной мерой?

– Здесь два ваших голоса против моего одного, – ответил на это Берли, – но вы не откажетесь подождать, пока совет в полном составе разберет это дело?

– Мы бы этому не противились, – сказал Мортон, – если бы могли положиться на тех, на кого оставляем пленника.

Вам отлично известно, – продолжал он, угрюмо взглянув на Берли, – что однажды вы уже меня обманули.

– Вот как! – презрительно бросил Берли. – Ты легкомысленный и вздорный мальчишка; за черные брови глупой девчонки ты готов отдать и свою веру, и честь, и дело

Господа Бога, и благо отчизны!

– Мистер Белфур, – сказал Мортон, положив руку на эфес шпаги, – за подобные речи полагается отвечать.

– И я готов это сделать, юноша, где и когда ты на это отважишься, – ответил Берли, – слово мое в том порукою.

Тут наступила очередь Паундтекста напомнить, что ссориться в такое время – безумие, и он добился, правда не без труда, подобия примирения между ними.

– Что касается пленного, – сказал Берли, – поступайте с ним, как вам угодно. Я умываю руки и снимаю с себя ответственность за последствия. Он мой пленник, он захвачен моим мечом и копьем в то время, как вы, мистер

Мортон, занимались парадами и муштрою, а вы, мистер

Паундтекст, искажали Писание в духе эрастианства. И

все-таки берите его на свое попечение и делайте с ним, что хотите. Дингуолл! – крикнул он, вызывая одного из повстанцев, бывшего при нем чем-то вроде адъютанта и спавшего в комнате рядом. – Пусть охрана, приставленная к этому негодяю Эвенделу, сдаст свой пост часовым, которых назначит мистер Мортон. Пленный, – продолжал он, снова обращаясь к Паундтексту и Мортону, – в вашем распоряжении, господа. Но прошу помнить, что за ваши дела вам рано или поздно придется ответить.