Pulp

Кто же в Архипелаге, да и на побережье не знает доктора Сальватора — спасителя, лучшего врача едва ли не всей Эрды. Он давно отошёл от дел, живёт частной жизнью и вроде бы не практикует. Вот только что-то мне всегда подсказывало, что раз слава гениального врача всё ещё окутывает его подобно королевской мантии, значит, Сальватор всё ещё соглашается оперировать, а возможно, ещё и ведёт какие-то исследования. Ведь в его особняк попасть не так-то просто, охраняется он ничуть не хуже гномьего банка.

— Я всё ещё не понимаю, зачем было городить такой странный огород, — заявил я, без церемоний наливая себе лёгкого вина из графина. Пить хотелось сильно, а вино скоро нагреется, лёд в ведёрке, где стоял графин, быстро таял на жаре. — Могли бы пригласить к себе или договориться о встрече менее экстравагантным образом.

— Дело, которое у меня к вам, — зашёл издалека Сальватор, — деликатного толка, и если вы согласитесь, официально вас наймёт правительство острова. На мои деньги, само собой.

Я так выразительно глянул на алькальда, что тот ответил на незаданный вопрос прежде, чем я озвучил-таки его.

— Мои супруга и первенец обязаны жизнью доктору, такие долги в нашей семье принято платить.

Выходит, я прав — Сальватор всё ещё практикует, несмотря на почтенный возраст.

— И какова же ваша заинтересованность в этом таинственном и щекотливом деле, доктор? — спросил я, не отрывая взгляда от лица Сальватора.

— Это имеет значение?

— Решающее, — кивнул я, допивая вино в бокале, — потому что, не зная ваших мотивов, я не соглашусь работать на вас.

— Наёмник с принципами? — приподнял тонкую, едва видимую бровь Сальватор.

— Лучший врач Эрды может позволить себе принципы, а чем хуже — лучший наёмник?

— А я говорил вам, доктор, с ним так просто не договориться, — отсалютовал мне бокалом алькальд. — И я тут не помощник, что бы ни был вам должен.

— Вы ничего мне не должны, — отрезал врач раздражённым тоном. — Когда я помогал вашей супруге, то не думал о том, что через пять лет попрошу вас об услуге.

После этой короткой отповеди Сальватор обернулся ко мне.

— Беда не в том, что человек произошёл от животного, а в том, что он не переставал быть животным… — задумчивым тоном произнёс он. — Грубым, злым, неразумным. Вы ведь знаете про обдирателей, не так ли?

Глупо было бы говорить, что не знаю. Конечно знаю. Все в Архипелаге и на побережье знают, кто такие экошёры или обдиратели. Пираты, совершающие набеги на поселения рыбаков и даже мелкие городки, оставляющие после себя только трупы.

— Я хочу, — продолжил доктор, — чтобы вы избавились от них.

— Но почему бы не нанять нас открыто, — всё ещё не понимал я Сальватора, — зачем такая сложная схема нашей встречи и официальное прикрытие в виде работы на правительство острова?

Я едва не добавил «святыми забытого», так сильно удивляли меня действия Сальватора, но вовремя опомнился.

— Я — врач, — ответил он, — и, как вы верно сказали, молодой человек, лучший врач Эрды. Я не имею права быть замешанным в уничтожение людей. Даже таких звероподобных чудовищ, как обдиратели.

А вот такой мотив я уже мог понять. Такое прозвище, как Сальватор, не должно ассоциироваться с резнёй. В том же, что именно ею закончится схватка с обдирателями, я ничуть не сомневался.

— Что ж, теперь всё встало на свои места, — сказал я, наливая себе ещё вина, пока совсем не нагрелось, и откидываясь на спинку стула, — можно обсудить размер оплаты за мою работу.

Весна и ливни остались в прошлом, когда мы наконец вышли в море. Спокойное летнее море, катящие скучные валы. Качка на борту тяжелогружёной баржи, ставшей приманкой для пиратов, почти не ощущалась. Именно в такое время, если верить алькальду форта Наранья, морские разбойники как раз и выходят на промысел. Вот только обдиратели не были обычными пиратами.

Честно говоря, я не люблю море. Слишком много открытого пространства вокруг. Так и кажется, что враг вот-вот появится откуда угодно. Высматривать возможные цели в бинокль часами, чтобы только понять, кто перед тобой, это же просто невыносимо. В траншеях всегда ясно, кто враг и где он. Вот линия фронта, и каждый, кто находится по другую сторону её — твой враг. Он будет убивать тебя, ты — его, и кто окажется более ловким в этом деле, останется на ногах. В море же чертить линии — занятие бессмысленное, море слишком большое и слишком открытое.

Я стоял на открытой палубе баржи и глядел на океан. Вот уже неделю наше судно — назвать его кораблём отказывались все профессиональные матросы, нанятые для этого задания — курсировало между несколькими островами Архипелага. Теми, где чаще, чем в других местах, происходили нападения обдирателей. Погода стояла отличная, море было спокойным, баржа двигалась самым малым ходом, а я смотрел на волны и скучал.

Играть приманку — что может быть скучнее?