Pulp

— Надо! — рявкнул Чунчо, опередив Святого. — Надо! Я не могу сказать это словами, сам не понимаю, просто чувствую. Это здесь, — он снова приложил себя кулаком по груди, — вот оно не даёт мне отпустить его. — Обвиняющий перст с грязным обломанным ногтем указал на сомкнувшихся «диких котов», примерно туда, где стоял Максимилиан с супругой.

— Тогда доставай револьвер, — сказал я, демонстративно кладя руку на кобуру, — и покончим с этим.

Святой вскинул к плечу устаревшую рычажную винтовку Лефера. Чёрный зрачок смотрел мне прямо в лицо, но я не дрогнул — не впервой.

— Так надо! — словно оправдываясь, выкрикнул Чунчо и выхватил револьвер.

Смотреть надо не на ствол оружия, а на руку стреляющего — это я узнал давно, ещё на фронте. Таким истинам быстро учишься. Палец Святого, опередившего Чунчо, только выбирал слабину спускового крючка, а я уже ушёл в сторону. В правую руку привычно лёг аришалийский «мастерсон-нольт» четвёртой модели. Пальцы левой сжались на рукоятке ножа. Лефер Святого плюнул в меня свинцом, но слишком поздно, я уже рванулся вперёд в сторону. Пуля ушла в «молоко», а я едва не нос к носу столкнулся с Чунчо. Муньос левой отбил в сторону мою руку с пистолетом, я же в ответ вогнал ему в правое предплечье нож. Он попытался схватить меня свободной рукой за горло, я не стал уклоняться. Пальцы Чунчо сомкнулись на моей шее железной хваткой. Мы смотрели друг другу в глаза.

— Давай же! — прорычал он. — Давай!

И я не заставил себя ждать — два выстрела в грудь, и хватка Муньоса ослабла. Он рухнул на колени в уличную пыль. Я выдернул нож из его руки, развернулся к Святому. Тот не стал тратить время на стрельбу — в лицо мне летел приклад лефера. Я едва успел закрыться предплечьем. Святой был силён как бык — моя рука взорвалась болью и онемела ниже локтя. Хорошо, ещё нож не выронил. Попытайся Святой меня ударить снова, наверное, раскроил бы мне череп, но он ошибся — решил выстрелить. Рванув вниз скобу лефера, он не успел вернуть её на место, зарядив винтовку. Пуля из моего «мастерсон-нольта» пробила ему грудь слева, за ней последовала ещё одна. Святой протянул в мою сторону руку с растопыренными пальцами, словно хотел задушить, как и Чунчо до него. Он сделал шаг, другой и повалился ничком прямо на труп Муньоса. Уличная пыль жадно пила их кровь, превращаясь в грязь.

Рядом плетьми щёлкали самозарядные винтовки «диких котов», изредка грохали сегрены бойцов со щитами. Из переулков и тупиков выбегали солдаты Оцелотти, ведомые им самим. Адам стрелял из револьверов с обеих рук, укладывая одного рагнийца за другим.

— Вперёд! — скомандовал я азартно палившему из карабина Коту-рыболову. — Прорываемся к автомобилю!

Я вовсе не был уверен, что нам не ударит в спину охрана особняка. Это, конечно, профессионалы и в чужую драку не полезут, но мало ли какие приказы они получили? Рисковать я не хотел.

И мы пошли на прорыв. Врагов было больше — Чунчо и Святой привели к особняку не меньше полусотни бойцов. Вот только среди них лишь единицы были настоящими солдатами. Остальные же как раз те самые крестьяне с ружьями — охотничьими дробовиками или устаревшими рычажными винтовками Лефера. Мы шли через них, по ним. Я убивал каждым движением — быстрыми ударами ножа и выстрелами из пистолета. Всё время находился в самой гуще врагов. Не профессионалы, они мешали друг другу, и я легко расправлялся с ними. Дважды поменял в пистолете магазин, а когда патроны закончились совсем, бил рукояткой. Сбивал с ног подсечками, использовал врагов как живой щит, прикрываясь ими от атак и выстрелов, но чаще просто резал горло или сухожилия на руках и ногах, охаживал рукояткой «мастерсон-нольта» по головам.

Это была моя стихия — ближний бой. То, чему меня учили с первых дней на фронте. Прорыв через превосходящие силы противника. И я полностью отдался этой работе, убивая на каждом шагу.

Наконец мы оказались у бронированной дверцы автомобиля. Трое оставшихся «диких котов» со щитами — и когда они только одного своего потеряли? — подвели к ней принца с принцессой. Рядом хлопали выстрелы. К людям Чунчо и Святого на самом деле присоединилась охрана особняка — то ли не выдержали, всё же мы их соотечественников убиваем, то ли был у них такой приказ.

Как только Максимилиан и Шарлотта Ригийская оказались в салоне автомобиля, я махнул отстреливавшимся из улучшенных автоматических пистолетов Майзера «диким котам» на мотоциклетах. Короткие очереди в три пули валили всякого, кто пытался лезть к ним. В командах не нуждались ни мотоциклисты, ни водитель автомобиля. Они с места рванули по улице, нещадно давя рангийцев, сунувшихся под колёса.

Рядом со мной как по волшебству оказался Оцелотти. В обеих руках он держал дымящиеся револьверы.

— Разделяемся и уходим, — приказал я. — Место сбора прежнее?

— Эвакуация по плану, — ответил он, двумя выстрелами уложив пару рангийцев, решивших, что стрелок отвлёкся на разговоры и не заметит их.