Пулеметчики

А в январе-феврале 43-го мы начали наступать по тому пути, по которому отступали. И постепенно обратно забрали Черкесск, взяли Кисловодск, Ессентуки, Минводы и остальные города. «Катюши» нам здорово помогли: у нас были «катюши», а у них – «ванюши». На станице Крымской четыре или пять месяцев стояли в обороне: немец на горе, а мы внизу. До тех пор, пока немец не начал тикать. После этого я уже на 4-й Украинский фронт попал. Крым освобождал, там меня под Севастополем ранило в спину, и я в Мелитополе в госпитале пролежал два месяца. А после этого меня выписывают и в запасной полк отправляют. Там говорят: «Вот, приехал командир, который хочет взять в школу, где будут учить офицерским званиям». А я сержант и думаю себе: чё ж не пойти на курсы? И я записываюсь в эту школу на шестимесячные курсы при 4-м Украинском фронте. Курсы сначала находились в селе Льгов (Черниговская обл.), а после Льгова, когда наши части полностью прошли Украину, нас перебросили в Черновцы, на западную Украину. И я там был с марта по сентябрь 44-го. Когда мы ехали из Льгова в Черновцы, где-то возле Ивано-Франковска наш эшелон обстреляли бандеровцы. А тогда был не Ивано-Франковск, а Станислав. Там же полностью штаб бандеровский: и под землей, и в лесу. Сразу бьют тревогу, и нас, уже полностью вооруженных, давай на борьбу с бандеровцами. И мы, курсанты, недельки две-три гонялись за ними по лесам. Чертков – вот здесь бои были у нас.

– А без курсов звания не давали, не было такого?

Нет.

– Бандеровцев вы убивали?

Не, они от нас ховались. Их молодежь некоторая убегала, так их брали в плен. Ну это наш ОБХСС. А дальше – черт его знает, что с ними делали. Наши как въехали в село и по первой только квартире зайти, а там бандеровец был. Он выскочил и – в конюшню. Хотел на лошади тикать, но не успел, потому что наши быстро подскочили. Так он пеший выскочил с села и в лес убежал. Ну, после этого его, правда, окружили да споймали. А вообще-то они, когда наши вошли в село, обстреливали. Ну, пехота окружила это село, прочесала. В лес заскочили. А в лесу, недалеко там, метров 10, кухня, и на кухне хлеб, масло сливочное, сало, еще некоторая закуска ихняя. Но они взяли да отравили все это.

– Отравился кто-то?

Не, мы когда подошли, то сразу заметили, что отравлено.

– Как заметили-то?

Ну это ж не так просто: взять и начать кушать. Мы уже опыт имели. Это ж не продукты первой необходимости – хлеб там или еще что такое. А раз сало, масло, то тогда уже заметно. Да и запах был. В Черкассах нам присваивают звания «младшие лейтенанты» и меня направляют в Карпаты, в 242-ю стрелковую дивизию, в 903-й полк. Был я уже командиром пехотного взвода. Дали мне наган, пехоту и два «максима». Автоматы в основном давали пехоте, а командиры – кто имел автомат, кто не имел. Немец полностью заминировал дорогу, по которой мы наступали. И нас командир батальона вел по лесу, обходили. А в лесу – там и дождь, и слякоть, и туман. Комбат сказал, что саперы должны идти впереди – разминировать. К утру вышли к какому-то селу: пехота наступала, а я своими пулеметами поддерживал.

– Вы сами за пулеметом были?

Не, там расчет 4–5 человек: пулеметчик, заряжающий, те, которые ленты подносят. А ленты были тряпичные, не такие, как у немца – железные. Патрон закладываешь и полностью ленту набиваешь, ставишь патронник в заряжающий и, когда тебе надо стрелять, нажимаешь пальцами, этим и этим (показывает), и он как огонь: дает 250 в какую-то секунду, сыплет. Ну и мы, значит, наступаем, а я перебегаю от одного пулемета к другому, координирую: там станковый пулемет и там. А рядом был колодец, и возле колодца заминировано. Ну а что, ты будешь смотреть, где заминировано? Там же прикрыто, ты не увидишь, свежее или не свежее. И когда я перебегал, наскочил на мину. И все. Мне отрывает вот так вот (проводит по левой ноге рукой), и я упал… Ну что, кровь у меня сочится, боли. В чашечку ранило, здесь вырвало кусок осколком. У меня была планшетка, там записи, конспекты с учебы, – попало в планшетку. А могло ведь и по яйцам дать. Я лежу на правой стороне, а эту так еще чувствую – больно. В это время выскакивает санинструктор, я, увидев, кричу. Он и хлопцы, пехота, увидели, что я лежу, санинструктор подбегает: «Ну выползай-выползай, смотри, чтоб ты, часом, не попал еще на какую мину». Я выползаю, упираюсь вот так одной ногой, а эту поддерживаю. Кровь течет, осколками раздробило полностью. Инструктор подбегает ко мне: «Ну все, давай я тебя перевяжу». Наложил один пакет, вот здесь перевязал вену, здесь и здесь перетянул. Взяли меня вдвоем, занесли в дом – там кушетка. Санитар говорит: «Ложись и не развязывай. Так и держи, чтобы кровь не стекала. Только через некоторое время ты чуть-чуть опускай, чтоб нога не синела, чтоб кровь сходила». И так я пролежал некоторое время, потом меня положили на подводу, на которой раненых возили в госпиталь. Дали одеяло: «Ложись вот, закутайся». Я закутываюсь, ко мне еще одного ложат: мужчину, но не военного – гражданского, тоже подорвался на мине.