Пулеметчики

В роте три взвода. В каждом взводе три миномета, расчет из 4 человек на миномет. У командира роты еще в подчинении связисты, ездовые. По поводу пехоты. Я не могу оценивать потери на дивизионном уровне. После войны нашу дивизию сразу расформировали. Совета ветеранов дивизии нет, и некому узнать, сколько народу прошло через нашу часть за годы войны. А на ротном уровне потери в стрелках всегда были приличные. Все время с Курской дуги мы шли вперед, освобождая российские и украинские города и села. За счет освобожденных нас пополняли беспрерывно! Вот характерный пример. Январь 44-го года прошел почти без сильных боев. Прислали к нам «черную пехоту»: местных украинцев и «окруженцев», которых даже контрразведка не проверяла. В феврале пошли вперед. Уже через неделю в роту пришли два офицера из СМЕРШа. Говорят, что с последним пополнением в мою роту пришли четыре бывших полицая, участвовавших в расстрелах евреев и советских военнопленных. А их уже в строю нет: двое убиты, двое в санбате… Надеюсь, что тех, двоих, в санбате достали и расстреляли. Есть преступления, которые нельзя смыть ранением… Жуткие потери были под Ахтыркой, на Днепре, и, конечно, под Житомиром. В марте-апреле 1944 года, за два месяца наступления, личный состав роты поменялся два с лишним раза, согласно записям ротного писаря.

Один раз приносят документы погибших в землянку, писарь список убитых составляет. Я смотрю случайно на одну красноармейскую книжку. Читаю, что там записано, и оказывается: убитый – мой земляк, из соседнего села, тоже еврей и тоже двадцать четвертого года рождения. Неделю у нас успел повоевать, и его убило. А я даже не знал, что человек жил рядом со мной до войны. Мало кто успевал в пехоте во время наступления поговорить толком с людьми. В обороне дело другое… Пехота – гиблое дело… Мой сосед, бывший пулеметчик курсантской бригады, рассказывал, как десять лет тому назад ездил в Россию на встречу ветеранов своего корпуса. Собралось человек триста. Был банкет. Подходят к микрофону в центре зала ветераны, вспоминают, приветствуют своих боевых товарищей. Он встал из-за стола и попросил подняться простых солдат и сержантов, воевавших в пехоте. Таких было всего десять человек. Из трехсот…

– Как подсчитывался урон, нанесенный врагу минометчиками? Как в вашем полку, в пехоте определяли потери врага? Насколько часто приходилось вступать в рукопашные бои? Довелось ли вам участвовать в штыковых атаках? С каким оружием вы ходили в бой?

Сложно ответить на вопрос по поводу минометчиков. Огнем поддерживаем пехоту, она идет вперед, а потом уже не разберешься, кто немцев убил, мы или они. Лавры победителей – это дело третье. Главное, что жив после боя.

Допустим, видишь – немецкий пулемет ведет огонь, кинешь по нему десяток мин, он замолчал. Значит, огневая точка подавлена, но иногда немцы успевали просто сменить позицию, даже под огнем. А так, главная наша задача – немецкие траншеи минами засыпать. Видел три раза немецкие батареи, уничтоженные на 100 % нашими минометами. Там все убитые были посечены осколками наших мин. В наступлении видишь результаты своей работы. По немецкой пехоте стреляли часто…

Про случай в Карпатах я уже рассказывал… Вот, кстати, вспомнил, там же мы мадьярскую роту уничтожили полностью. Они в низинке скопились для атаки, а мы их сверху закидали по «полной программе». Устроили им «Катюшу». Так называли беглый огонь из девяти минометов одновременно. Заряжающий кладет левую руку на ствол, чтобы чувствовать вылет мины, а правой поочередно, с очень небольшим, привычно отработанным интервалом опускает мины одну за другой в ствол. Шквал огня, шансов на спасение фактически нет. Но этот метод ведения огня был опасен и для нас. Если заряжающий на мгновение зазевался и, не дождавшись выстрела, подставлял следующую мину, то миномет вместе с расчетом разрывало в клочья… Офицеры в роте были опытные, и пристрелочных выстрелов, как правило, мы не производили. Сразу били по цели. А вот чтобы своих задели – я такого случая не припомню. Претензий к нам не было. А вот два раза нас свои же Ил-2 пробомбили. Да раза три от своих дальнобойщиков досталось, но это когда я еще в пехоте был.

В наградных листах на наших минометчиков писали: «…в составе расчета (или взвода) подавил и уничтожил… А индивидуальных подсчетов не было.

В рукопашные схватки мы не вступали, и помню только два случая, когда вместо пехоты мы держали передний край силами минроты. Обычно хоть редкая цепь пехоты, но была перед нами.

По поводу рукопашных схваток. Этот вид боя на войне весьма редкий, и, как правило, был уделом разведчиков, обнаруженных в немецких траншеях во время поиска. Ну, еще в городских боях рукопашная неизбежна.