«Эти колонны — из Греции. Одна из них поднята со дна моря. Раритет! Мы даже ученых нанимали, чтобы получить сертификат». Она трет рукой одну из гладких колонн и добавляет: «Представьте себе, сколько надо было усилий, чтобы вот так отшлифовать ее, чтобы она была похожа на другие и не выбивалась из общего архитектурного ансамбля».
(На этом месте я услышал легкий материнский всхлип у себя за спиной.)
«А вот эта накидка — из кожи настоящего пони, — влечет за собой камеру Офелия, указывая на диван в стиле ампир. — Ну, пони… Знаете? Такие маленькие лошадки. Пользы от них — никакой! Пусик (это она так называет своего аравийца) заказывал его в Новой Зеландии, живого! Его там прямо в прериях убили. Шкуру там же и обработали. Чтобы все было по-настоящему, а не магазинное. Я не люблю искусственности».
(Я снова услышал всхлип за своей спиной. На этот раз — двойной.)
Далее были кадры семейного ужина.
«Пусик» и Офелия сидели за длинным английским столом, сервированным в лучших традициях пятизвездочных ресторанов. Перед ними, как положено, горели длинные белые свечи. Посмеиваясь, супруги скандировали: «Люся! Люся!»
В кадр вошла служанка Люся с большим серебряным подносом в руках.
— Что это? — спросила Офелия.
— Пицца «Луи Тринадцатый»… — поклонилась Люся.
Супруги побеседовали о блюдах. Вероятно, они хорошо подготовились к съемке, ведь Офелия живо и непринужденно рассказала о том, что эту пиццу придумал итальянец Ренато Виола. И почти такую же они с пусиком заказывали в Париже за восемь тысяч евро. Тщательно перечислила все ингредиенты: сыр моцарелла буффало, три разновидности икры, красный лангуст, креветки и омар. Немного сбилась, вспоминая название специальной розовой соли, которую они заказывают в Австрии, — «Murray River».
С видом доброй, но внимательной хозяйки Офелия спросила, какими руками Люся делала пищу — чистыми или бралась за волосы, и, переливчато смеясь, начала бросать куски «Луи Тринадцатого» щенку. Тот смешно прыгал и развозил их по дубовому паркету.
Люся приветливо, как на детей, смотрела на хозяев. И украдкой — на плоды своего труда, которые лохматая уродина гоняла по полу.
На этом месте из-за своей спины я услышал материнский голос…
Откровенно говоря, я никогда не ожидал такого от своей интеллигентной мамы, бывшей преподавательницы университета и пожилой женщины с безупречным литературным вкусом.
— Чтоб ты в аду вечно срала тем Луи Тринадцатым и вечно просраться не могла! — спокойным тоном произнесла моя вежливая мать.
…Мигель хохотал как сумасшедший.
— Неужели в вашей стране есть такие богатые люди? — спросил он и кивнул в сторону «gated community». — Древнегреческие колонны не могут себе позволить даже они!
Пришлось сделать экскурс в экономическую и политическую ситуацию в родном отечестве.
Мигель был откровенно удивлен.
Мы с Лизой — не меньше. Ведь два вопроса нашего радушного хозяина касались тех знаний, которые он, вероятно, получил еще в начальной школе: есть ли в нашей стране царь и правда ли, что на завтрак мы едим черную икру, запивая ее водкой.
Мы не стали его разочаровывать.
Постепенно и эта, я бы сказал познавательная, часть нашей вечеринки закончилась.
И я наконец поставил вопрос ребром, хотя мой язык уже изрядно заплетался:
— Мигель, друг, а ты точно уверен, что он живет там?
Я махнул рукой в сторону «зоны» и, как это всегда бывает со мной, когда примешь лишнего, почувствовал укол классовой ненависти, которая здесь казалась бессмысленной, а главное — довольно коварно напоминала обычную зависть. Ведь люди за тем цветущим забором не были ни политиками, ни олигархами, ни представителями мафиозных кланов. В основном они были обычными специалистами, которые зарабатывали собственным трудом, а не мелким или масштабным обманом остальных, менее успешных граждан собственной страны.
— Кто? — заморгал Мигель.
— Тот, о ком ты узнавал у ректора университета, — напомнил Дезмонд. — Маклейн.
— А-а… Ну, да… Конечно, — сказал Мигель. — Но вас туда не пустят. Если вы не договаривались. Там охрана.
Все было, как у нас на склонах Днепра, — запретная зона, загороженные пляжи.
Только виллы на берегу были намного ниже, а пляжи — чище.
— Это мы еще проверим… — сказал я.
— Проверим, но завтра, — сказал Дез.
Лиза предложила расходиться на отдых.
Каплун остался стоять посреди раскуроченного стола нетронутым, как брошенный жених…
Я вернулся в свои апартаменты и с удивлением почувствовал, что сон отступил.
Подумал, что странно было бы ложиться в кровать, когда ты в нескольких сотнях метров от цели.
Посмотрел на часы — детское время, всего десять!
Набережная была полна какофонией звуков, океан сверкал мириадами разноцветных огней, островок «gated community» вибрировал мощными ультразвуковыми сигналами, призывая хотя бы приблизиться к нему.
Я накинул куртку и вышел из номера.
…Все, что с высоты гостиничной веранды казалось близким, при приближении — удалилось и растянулось на километры, как в перевернутом бинокле.
На набережной я почувствовал себя ничтожным насекомым в букете цветов.