Пугачев

Может быть, нечто подобное Устинья и вправду говорила, однако, скорее всего, женитьба «государя» на ней, простой казачке, заставила ее уже тогда усомниться в «царственном» происхождении супруга, ведь подобные сомнения возникали не у нее одной. Об этом говорили, между прочим, и ближайшие пугачевские сподвижники Максим Горшков, Максим Шигаев, Иван Почиталин, Тимофей Подуров, Иван Творогов. Так, пугачевский любимец Почиталин на допросе в Оренбурге 8 мая 1774 года вспоминал: «Когда ж Пугачев обвенчался, то в народе сделалось сумнение, что Пугачев не государь, и многие между собой говорили: “как де етому статца, чтоб царь мог жениться на казачке”; а потому многие начали из толпы его росходиться и усердие в толпе к его особе истребляться». Разочаровался в самозванце и сам Почиталин. Максиму Горшкову «казалось», что «прямому царю на простой казачей девке жениться… неприлично», поэтому он заключил, что Пугачев, конечно, «не государь». Почему же царь не может жениться на простой казачке? Ответ на этот вопрос можно найти в показаниях командира пугачевской гвардии Тимофея Мясникова: «…государи на простых никогда не женятся, а всегда берут за себя из иных государств царскую или королевскую дочь». Этот брак вызывал ропот еще и потому, что «царь» женился, «не окончав своего дела, то есть не получа престола», да еще и при живой жене (конечно, имелась в виду Екатерина II, а не Софья Дмитриевна)[489].

Заканчивая разговор о пугачевской женитьбе, остановимся на одной детали, которую историки обычно опускают в своих повествованиях о самозваном «царе». Ходили слухи (кстати, сам Пугачев надопросе в Москве 15 ноября 1774 года признал их достоверными), будто Устинья «повинилась» Пугачеву, что «блядовала в девках» с неким казаком. За связь с будущей «императрицей» Устиньин кавалер поплатился жизнью — по приказанию самозванца был повешен[490].

В то время как Устинья привыкала к новому статусу, в станицу Зимовейскую, где находился отчий дом Пугачева и жила его «старая» жена Софья с детьми, 4 февраля 1774 года приехали посланец коменданта крепости Святого Димитрия секунд-майор Рукин и прикомандированный к нему казачий старшина Туроверов. Прибыли они «для забрания находящихся в той станице злодея Пугачева жены и детей». Кроме того, им предписывалось при всех станичниках сжечь пугачевский дом, пепел развеять, а место, где дом стоял, огородить надолбами или окопать «во оставление на вечные времена без населения яко оскверненное жительством на нем все казни лютые истязания делами своими превзошедшего». Однако ни пугачевской жены с детьми, ни даже дома Рукин и Туроверов на месте не обнаружили. Дело в том, что, покинув своих домашних, Емельян лишил их средств к существованию, поэтому Софья с малолетними детьми перебралась на жительство к своей матери в станицу Есауловскую, а дом продала отставному казаку той же Есауловской Еремею Евсееву за 24 с половиной рубля, а тот разобрал дом и перевез к себе. Рукину и Туроверову пришлось отправиться в Есауловскую и по новой сломать «оный злодейский дом». Оттуда его опять отправили в Зимовейскую, где 6 февраля сожгли вместе с хутором, находившимся неподалеку от станицы и представлявшим собой «хижину с огорожею». Не пощадили при этом и несколько «садовых деревьев». Пепел, как и намеревались, развеяли, а пожарище окопали рвом[491].

Разумеется, уничтожение пугачевского жилища состоялось в присутствии жителей Зимовейской. Кстати, сами они заявили майору Рукину, что, «мерзя злодейскими пороками», хотят переселиться на другое место, даже несмотря на то, что их станица по сравнению с другими была более защищена от паводков. Несколько позже они по этому поводу составили прошение. Трудно сказать, исходила ли инициатива от самих жителей, хотя бы станичной верхушки, или же составить прошение им присоветовало войсковое начальство из Черкасска. Как бы то ни было, но в Зимовейской и впрямь имелись люди, недовольные поступками земляка. По крайней мере, на одном из допросов первая жена Пугачева показала, что «станичные старики», узнав о подвигах ее мужа, «браня его и смеясь говорили: “смотри де, пожалуй, как можно было чаять от такой свиньи таких дел”»[492].