Пугачев

Таким образом, не исключено, что обращение «амператора» к казакам на круге, их ответы и даже похвалы в адрес «государя», произносимые казаками в разговорах между собой, были частью своеобразного ритуала, как и то, что люди, которых выдвигали на должность атамана и старшин, поначалу должны были отвергнуть это предложение. Вот как об этом ритуале рассказывал Афанасий Перфильев, которого, напомним, избрали войсковым старшиной: «…казаки вызвали их троих в средину круга и, сняв шапки, стали кланяться и просить: “Пожалуй, господин атаман, и вы, господа старшины, примите на себя етот труд, послужите нам, Яицкому войску, верою и правдою”. Они же, выбираемые, отказывались от сей налагаемой на них должности такими словами: “Мы, де, Яицкое войско, не имеем болыпаго разума, да и недостойны управлять вами”. Но напоследок, по многим с обоих сторон перекорам (кои у них обыкновенно и прежде при таких выборах в кругах бывали, и хотя бы кто и сам того чина домогался, однакож всегда в кругу отговариваются от принятия оного для того, чтоб больше их просили и чтоб тем показать свое безкорыстие) приняли на себя налагаемые чины и в согласие на то сказали: “Ну ин воля ваша, Яицкое войско”»[473].

По словам того же Перфильева, Пугачев позволил новоизбранной войсковой администрации «разбирать всякие между казаками судные дела и винных за малыя какия погрешности наказывать самим», а уличенных «в важных винах» и противившихся «намерениям самозванцовым» следовало доставлять прямо к предводителю восставших «и ожидать от него указа, почему они, исполняя самозванцово приказание, общим советом с Каргиным и Фофановым, являющихся в маловажных винах наказывали сами плетьми, а которыя являлись противны по их мнению государю и в других важных делах, о тех представляли самозванцу на его разсмотрение, а он присылал иногда повеление таковых казнить смертию, что они уже и исполняли, но сколько ж человек и ково именно смерти предали, — не помнит…»[474].

В это время произошло еще одно важное событие — 1 февраля 1774 года «государь» женился на казачке Устинье Кузнецовой. Зачем Пугачеву понадобилась эта женитьба и кто был ее инициатором? На допросе в Яицком городке самозванец рассказывал, что к нему пришли «яицкия казаки, все люди пристарелые», и предложили:

— Не можно ли, ваше величество, у нас жинитца?

— Естли я здесь женюсь, — отвечал Пугачев, — то Россия мне не поверит, что я царь.

— Когда мы поверили, так, конешно, и вся Россия поверит, а за то больше, что мы — славныя яицкия казаки.

Тогда самозванец решил «им зделать удовольствие» и согласился жениться[475].

На большом московском допросе Пугачев пояснил причину, по которой казаки захотели женить своего «амператора» — те якобы говорили ему:

— Ты как женисся, так войско Яицкое всё к тебе прилежно будет.

Они предложили самозванцу взять в жены семнадцатилетнюю дочь казака Петра Кузнецова Устинью: «Она-де девка изрядная и постоянная». Из других характеристик, данных Устинье казаками и казачками, можно привести и такие: «очень хороша девка» «девица прекрасная», «очень хороша, добра и постоянна», «девушка смирная». Кстати, Пугачев уже видел Устинью «на дивишнике» и был так впечатлен, что даже велел записать ее имя. Так что советы казаков совпадали с его собственными вкусами[476].

Если верить показаниям самозванца, то среди приходивших уговаривать его был и казак Михайла Толкачев. Однако на следствии тот нарисовал несколько иную картину. По его словам, не казаки, а сам Пугачев был инициатором этой женитьбы. Самозванец, дескать, собрал казачьих старшин, среди которых был и Толкачев, и сообщил им о своем намерении. Старшины не советовали Пугачеву спешить с его осуществлением:

— Надо еще погодить. Ты не основал порядочно своего царства.

Самозванец «на них осердился и сказал, что в том их не послушает, ибо де есть в том моя польза, а какая, не сказал». Однако в конце концов старшины уступили. Причиной такой сговорчивости был страх за местных девок, которых самозванец брал себе в наложницы. «А как пред сим, — вспоминал Толкачев, — Пугачев трех девок из Яицкого городка в Берду уже взял и с ними в одной кибитке жил, то старики рассудили, чтоб впредь такого похищения не мог делать, и при том видя его в том совершенную наклонность, сказали ему напоследок, когда де есть в том, государь, ваша польза, то женитесь»[477].

Казаки и Пугачев и в этом случае, как уже не раз бывало, перекладывали вину друг на друга. Однако даже из показаний Толкачева видно, какую важную роль яицкие казаки играли при самозванце, раз ему приходилось просить у них разрешения на женитьбу. При этом всё же остается загадкой, кто был ее инициатором. Но как бы то ни было, решение было принято, и в конце января 1774 года Пугачев заслал к Устинье и ее отцу (матери уже не было в живых) сватов — Михайлу Толкачева с женой Аксиньей и Ивана Почиталина. Самозванец утверждал, будто просил сватов передать Кузнецову: «…естли отдаст он волею дочь свою, так я женюсь, а когда не согласитца, так силою не возьму»[478].