В распоряжение Бибикова начало поступать подкрепление, столь необходимое для противодействия мятежникам. 7 января в Казань прибыли три эскадрона изюмских гусар, на следующий день пришел 2-й батальон 2-го гренадерского полка, а спустя еще два дня — Владимирский полк. В течение января подошли также Архангелогородский карабинерный полк и несколько рот Томского полка. Приходило подкрепление и в Симбирск, Сызрань, Самару и Саратов[460]. Эти войска оказали большую помощь в наступлении на бунтовщиков. Однако прежде чем вести разговор об этом наступлении, посмотрим, чем в январе—феврале был занят наш герой.
Опять на Янке
Интересно, что ко всем вышеназванным успехам бунтовщиков самозваный император прямого отношения не имел. Большую часть времени он провел в Яицком городке. Напомним, что Толкачев захватил городок 30 декабря 1773 года, при этом ему не удалось овладеть крепостью, в которой укрылся гарнизон во главе с подполковником Симоновым. Эта крепость, или ретраншемент[461], выстроенная еще осенью на высоком берегу старицы Яика, чтобы в случае надобности укрыть защитников городка, представляла собой ограждение из рвов и земляных валов с деревянным тыном. Внутри стояли каменный собор Архангела Михаила с колокольней, каменная же войсковая канцелярия, пороховой погреб, тюрьма, амбар, а также несколько деревянных казачьих домов. Гарнизон крепости состоял из 738 солдат и офицеров, 164 яицких и оренбургских казаков. Кроме них в крепости находились еще 188 горожан[462].
Не сумев овладеть крепостью, Толкачев отправил на имя «Петра Федоровича» рапорт, в котором «просил, чтоб прислать к нему еще команду и пушек». Просьба Толкачева была уважена. 6 января, на Крещение, в городок прибыл отряд яицких казаков и башкир при четырех орудиях во главе с походным атаманом Андреем Овчинниковым. На следующий день приехал и сам «государь» с небольшой свитой. Встречали его, как и полагается, торжественно — с образами, крестами, хлебом-солью. Поселился «амператор» в Куренной части Яицко-го городка, в двухэтажном каменном доме Михаила Толкачева на Кабанкиной улице. Появившись в доме, «государь» призвал к себе жену Толкачева Аксинью и его снох. Женщины, войдя в горницу, поклонились Пугачеву до земли.
— Здравствуйте, — обратился самозванец к казачкам, — все ли вы благополучны?
— Благополучны, батюшка!
— Есть ли у вас дети?
Услышав утвердительный ответ, Пугачев сказал:
— Хотя жаль вас, что у всех есть дети, да только одной надобно быть при мне, которая б могла готовить мне кушать и перестилать постелю.
Тут снохи сказали самозванцу, что у Аксиньи «хотя дети и есть, только де болыпинькие, а грудной один». «Петр Федорович» приказал им кормить Аксиньиного грудничка, а саму Аксинью взял в услужение[463].
Вскоре к Пугачеву явился старый знакомый Денис Пьяное. Он больше года скрывался от властей, опасаясь ареста за укрывательство самозванца, и вернулся домой лишь незадолго до приезда «государя» в городок. Пугачев тепло встретил старого знакомца:
— Я хлеб и соль твою помню и тебя не забуду.
И действительно не забыл, вопреки утверждениям Пьяно-ва, будто «никогда от Пугачева он… ничего не получал». При этом, правда, «Пугачев ни в какую должность его не определил», поскольку «он, Пьянов, человек немолодой (ему было 50 лет. —
На следующий день Пугачев занялся непокоренной крепостью. Поскольку осажденные не собирались сдаваться миром, пришлось готовиться к штурму. Перво-наперво самозванец приказал соорудить «притины» — укрепления из бревен, за которыми могли бы укрываться осаждавшие. Ведь казачьи избы вблизи крепости, ранее служившие бунтовщикам укрытиями, были сожжены по приказанию Симонова. За новыми укреплениями повстанцы расположили «неприметно батареи, коих было у них напоследок 16». Кроме того, Пугачев приказал подвести минный подкоп под одну из фланговых батарей крепости. Подкоп начали рыть из погреба казака Ивана Губкина, находившегося в 50 саженях от батареи. За работой смотрел мордвин из Пензенского уезда Яков Кубарь, под началом которого трудились 150 землекопов и 11 плотников. Однако, по признанию Пугачева, «главное над тою работою надзирание я имел сам смотрение. Сия работа известна мне потому, когда был я в Пруском походе, так при подкопах употребляем был в работу и некоторое примечание тогда зделал». О том, что этими работами руководил сам Пугачев, на следствии говорили и некоторые повстанцы, например тот же Кубарь: «При начале [подкопа] Пугачев был сам и, как оную работу производить, показывал сам же и в день и ночь прихаживал раза по три осматривать оную работу»[465].