Пугачев

Действительно, некоторые пугачевцы проживут на каторге довольно долго. Так, в промежутке между 30 сентября 1797 года и началом осени 1800-го (точные даты неизвестны) умерли И. Почиталин, А. Долгополов, Ю. Азналин, а также один из предводителей восстания в Западной Сибири Е. Тюленев. 26 сентября 1800 года скончался С. Юлаев, а 10 июля 1804-го — последний из пугачевцев-каторжан К. Усаев. Причем некоторые из них умерли в довольно преклонном возрасте. И хотя данные о возрасте каторжан несколько разнятся, по всей видимости, Тюленеву и Усаеву было сильно за шестьдесят, а Трифонову и, возможно, Азналину уже за семьдесят. Впрочем, Иван Почиталин, какими бы данными о его возрасте ни пользоваться, едва ли перевалил полувековой рубеж, а Салавату было то ли 48, то ли 45 лет. Кроме того, большинство пугачевцев-каторжан (семь человек) к 30 сентября 1797 года уже скончались: двое в первые годы пребывания на каторге (один до 9 августа 1777 года, другой до 1 ноября 1782-го), остальные — в промежутке между 1 ноября 1782 года и 19 мая 1797-го. Нелишним будет добавить, что два пугачевца, приговоренные к каторжным работам, и вовсе не были доставлены до места назначения, поскольку скончались по дороге[879].

К сожалению, далеко не всегда известно, отчего умирали пугачевцы на каторге. Единственным документом, в котором говорится о здоровье пугачевцев-каторжан, является «Статейной список состоящим в Балтийском Порте на штатской сумме престарелым каторжным невольника», составленный в комендантской канцелярии Балтийского Порта 19 мая 1797 года. О Емельяне Тюленеве в «Статейном списке» говорится, что он «дряхл и почти слеп», а о Юлае Азналине — «дряхл… на ногах имеет от застарелой цынготной болезни раны». По поводу Салавата Юлаева, Ивана Почиталина и Канзафара Усаева отмечается, что они здоровы, а о здоровье Астафия Долгополова вообще не упоминается. Едва ли причиной смерти пугачевцев-каторжан могли стать тяжелые работы. Дело в том, что в 1769 году строительные работы в порту были признаны бесперспективными, здесь были оставлены лишь старые и больные каторжане, а потому пугачевцы, согласно донесению коменданта от 9 августа 1777 года, пребывали «без всякой работы». Поскольку местные власти и в 1797 году желали избавиться от здоровых пугачевцев, можно предположить, что ситуация с их занятостью мало изменилась. Полагают, что Балтийский Порт в качестве места каторги пугачевцев власти выбрали потому, что он являлся местом уединенным и имел значительный гарнизон[880].

Мы почти ничего не знаем о том, как протекала повседневная жизнь пугачевцев-каторжан. Пожалуй, единственным исключением являются обнаруженные Р. В. Овчинниковым весьма любопытные сведения о нашем старом знакомом, замечательном прохиндее, ржевском купце Астафии Долгополове. 19 ноября 1783 года в Балтийском Порту у вдовы недавно умершего солдата Якова Шалдымова Матрены родилась дочь, которую на следующий день окрестили Екатериной, а ее крестными родителями были «невольник Евстафей Долгополов» и жена капрала гарнизонного батальона Ивана Игнатьева «Анна Михайлова дочь». Это событие Р. В. Овчинников называет курьезным, поскольку «Долгополов был записным раскольником, а потому формально никак не мог выступать в роли духовного отца при крещении младенца в православном храме». Кроме того, в соответствии с судебным приговором от 9 января 1775 года Долгополова предписано было постоянно «содержать в оковах». Историк, основываясь на выдержке из уже известного нам «Статейного списка», где, между прочим, говорится, что Долгополов «особо в оковах, руки и ноги накрест, содержится», считает, что власти Балтийского Порта неукоснительно исполняли это предписание. Однако запись в документе еще не означает, что так было на самом деле. Если вспомнить, каким пройдохой был Астафий Трифонович, то можно допустить, что он нашел общий язык с местными властями, которые могли делать ему поблажки. А о том, что здешние власти за определенную мзду и впрямь благоволили некоторым каторжникам, писал А. Т. Болотов, служивший в этом месте еще во времена, когда оно называлось Рогервиком[881].

Что касается ссыльных повстанцев, то известно, что из одиннадцати сосланных в Кольский острог пятеро дожили до 1801 года, в том числе и Степан Оболяев (Еремина Курица). По всей видимости, повстанцы, отбывавшие наказание в Кольском остроге, «кормились звериным и рыбным промыслом». Некоторые ссыльные даже обзавелись здесь семьями. А вот чем «кормился» и как жил в Туруханске Михаил Шванвич, мы не знаем. Известно лишь, что умер он в ноябре 1802 года.