Казалось бы, хорошим дополнением к мощной коннице могла стать пехота из солдат, попавших в повстанческое войско. Однако у Пугачева на этот счет было иное мнение. «Солдат для того в толпе своей не имел, — показывал самозванец на допросе в Яицком городке, — что они для меня в службе не годятся. А когда в пехоте была надобность, то я приказывал спешиваться казакам, кои всё то делали, что и солдаты». Конечно, солдаты служили в его «толпе», о чем сам предводитель свидетельствовал на том же допросе. Более того, он называл их пехотой[576]. Тем не менее повстанческая верхушка частенько относилась к ним с пренебрежением и недоверием. Возможно, говоря, что солдат у него не было, Пугачев просто хотел выразить свое пренебрежительное отношение к ним.
В чем же выражалось пренебрежение к солдатам со стороны повстанческой верхушки? Обратимся к показаниям Ивана Почиталина. Пугачевский любимец рассказывал, что солдаты, попавшие к бунтовщикам, были «вооружены копьями, ружьями (а у кого нет такого оружия, то дубинами)». Если учесть, что попадали они к повстанцам с огнестрельным оружием, то слова Почиталина следует понимать так, что оружие у них сначала отнимали, а потом возвращали не всем. Это подтверждается источниками, сообщающими, что после того как у солдат отнимали оружие и передавали его другим бунтовщикам, их самих посылали в бой «с одними дубинками», а то и вовсе безоружными. Впрочем, согласно показаниям казачьего капрала Т. Соколова, попавшего в плен к бунтовщикам после захвата отряда Чернышева, 14 ноября 1773 года больше половины этого отряда вышли против бригадира Корфа без оружия по той причине, что «во время взятия их в полон… многими ружья были побросаны», а потому пришли в негодность. Но даже если слова капрала соответствуют действительности, они ни в коей мере не отменяют того недоверия, которое имелось у повстанцев-казаков к солдатам. Впоследствии солдаты этого отряда большей частью оставались безоружными. Саратовские солдаты, перешедшие на сторону самозванца, также «почитались сумнительными», и их оружие было передано «мужикам». При этом имеются сведения, что у пленных казаков оружие не забирали. Впрочем, как мы уже видели, в других случаях отказывали в доверии и крестьянам. Напомним, что по возвращении в Берду после поражения под Татищевой Пугачев приказал «солдат и крестьян с караула сменить, а на их места поставить яицких казаков»[577].
По мнению советского историка А. И. Андрущенко, «недоверие к пленным солдатам имело некоторые основания»; он приводит в качестве доказательства записки священника Ивана Полянского, сообщающие, что канониры, попавшие в плен к Пугачеву и приставленные к его орудиям, забивали в гранатах «дырочки деревянными гвоздьми». Испорченные таким образом снаряды не разрывались, что и спасло Оренбург от пожара[578]. Трудно сказать, насколько сведения Полянского соответствовали действительности и знали ли бунтовщики об этих кознях канониров. Имеются, правда, сведения, что несколько позднее один канонир был повешен за то, что «палил фальшиво»[579].
По всей видимости, недоверие казачества к солдатам и крестьянам объясняется прежде всего его несколько пренебрежительным и высокомерным отношением к другим непривилегированным слоям населения, которое можно было встретить и во время других крупных народных восстаний. Так, например, очевидец взятия разницами Астрахани в июне 1670 года голландец Л. Фабрициус писал: «…казаки пустили на штурм того участка, где был пост голландских корабельщиков, простой работный люд, или, как они их называют, ярыжек (Jariski). Этих каналий здесь было расстреляно, наверное, более тысячи…»[580]
Однако не следует и преувеличивать негативное отношение Пугачева и яицких казаков к другим повстанцам — в противном случае крестьяне и солдаты не вливались бы столь охотно в главную пугачевскую армию. Причем многие из них верно служили «третьему императору». Можно еще раз вспомнить, что Пугачев благожелательно разговаривал с солдатами и по их ходатайству прощал «добрых» командиров[581].
А вот к пленным солдатам-канонирам отношение главаря бунтовщиков было куда лучше. Некоторые из них получали за службу чины и награды. Впрочем, в качестве пушкарей в повстанческом войске служили также крестьяне и казаки, а яицкие казаки и вовсе были главными командирами над артиллерией (в главной армии, по некоторым данным, служило 600 канониров)[582].