Пугачев-победитель

— Да, были. Но никогда татей ночных да душегубов клейменых никто судьями над народом не ставил. А попадались среди воевод грабители да душегубы, так цари-то им головы рубили, как князю Гагарину, который царским наместником в Сибири был, да на плахе кончил.

Хлопуша поперхнулся ругательством.

— И я строго наказываю: злодеев разных ловить да сажать, детушки! — вмешался «анпиратор». — Для порядку законного...

— Кому поручаешь-то? Сущим ворам да душегубам? Так ты им прикажи, чтобы они сами себя ловили да казнили! — дерзко засмеялся Елисеев. — Со всего царства с тобою воронье злое сюды слетелося! Жить нельзя, дохнуть не дают!

— Аль при дворянах лутче жилось? — задал ядовитый вопрос Творогов.

— Ты нам дворянами глаз не коли! — строптиво возразил Томилин. — Что при дворянах было, то было. А при барских псарях, что ходят теперь в царях, и того во сто крат хуже!

— Нельзя же так, детушки! Нельзя же так, голуби! — по-прежнему слащавым голосом заговорил «анпиратор». — Ну, не все хорошо...

— А что хорошо-то? Нет, ты укажи, чем лучше стало?

Пугачев воззрился на дерзкого Елисеева.

— А хоша бы то лучше, что раньше господа-помещики своих крестьянов крепостных могли в карты проигрывать альбо на борзых менять!

— Ну? А ныне?

— Экий ты, старичок! А ныне — слободны все!

— Так-ак! Слободны? Это тебе кто же сказал? Так ты бы ему в его зенки бесстыжие плюнул! А с чего на Волгу персюки да армяне горские караванами идут? Аль не затем, чтобы наших девок да мальцов покупать? Слобода! А с чего матери детей своих убивают, чтобы муки ихней не видеть? Баре в карты проигрывали? Та-ак! А твои-то башкирята да киргизы, понабравши пленных, не передают с рук на руки, играючи в кости и то в те же карты?

— То против моей воли...

— Да нам-то какая разница, против твоей воли али с твоего согласия? Пропадает русский народ!

— Ну уж и пропадает?! На первых порах, двистительно, нелегко...

— А на вторых порах легче будет? — усмехнулся Томилин. — На каких таких «вторых порах»? Вееобчий голод идет! Друг дружку скоро есть будем! А ты говоришь — «легче будет»!

— Голод от бога! — наставительно вымолвил Пугачев. — Бог за грехи наказует!

— Та-ак! — отвечал неугомонный Елисеев. — И народ московской про то самое не со вчерашнего дня говорит! Как по писанию — за грехи, мол! Да только за чьи? Почему при прежних правителях этого не было? Почему при тебе бог нас карает, как при Годунове, за невинно убиенного, за кровь младенческую?

Лицо Пугачева посерело:

— Али за мною есть какой страшный грех? — задал он вопрос. — Годунов царевича Димитрия, говорят, зарезать приказал. Так. А я что изделал?

Но Елисеев не смутился и бойко ответил:

— Про то тебе и знать! Мы только видимость знаем: руку карающую! Так и при Годунове было: сначала никому невдомек, за чтой-то силы небесные ополчились? Ну, а потом и стали догадываться: за кровь невинную, за углицкое дело злое да тайное!

Вспылив, Пугачев крикнул:

— А ежели я, вас, псов, да... на смерть? На виселицу?

Подняв голову, Томилин тихо, но твердо ответил:

— Не посмеешь!

— Не посмею? Сволоту московскую побоюсь что ли?

— А кого на Остоженке в доме Репьевых держал? А кто на Арбате рядом с покровом в доме Филимоновых проживал?

«Анпиратор» дернулся всем телом, потом осел. Его дыхание перехватило. Глаза выпучились.

Потом он шумно вздохнул, деланно засмеялся и сказал небрежным тоном:

— Значит, моего верного слуги, доброго донского казака, Емельяна Пугачева, женку да ребятишек захватили?

— Да и Маринку Чубаровых...

— А ежели я вас, бунтовщиков, казни предам, то сволота московская их забьет альбо повесит?

Елисеев, прищуря серые глаза, с усмешкой ответил:

— Зачем забивать неповинных, скажем, людей? А может, приведут, скажем, одну казачку донскую с ейными диденышами в Успенский собор да там заставят целовать крест и евангелие перед выборными от духовенства, от купечества, мещанства, а, между прочим, и от воинства христолюбова. Она и поведает нам, как и что... а что касаемо Маринки, то пущай она докажет, кого это разные, скажем енаралы да министры промеж себя, в своей компании, Емельяном да Иванычем кричут... А с нами уж что бог даст, то пущай и будет! Ехамши сюда, исповедались, причастились... Все чин чином... Рубашки чистые надели. Вот...

Наступило глубокое молчание. Потом Пугачев, глубоко вздохнув, скорбно вымолвил:

— Погубите вы, ребята, Расею!

Панфил Томилин строго откликнулся:

— Кто-то другой ее уже погубил, Россию! Разве мы ее на части разорвали? Разве мы хохлу лукавому, езовиту тайному, Малую Россию отдали за понюшку табаку? Настоящие князья да цари по кусочкам землю собирали, в одно сколачивали, а ты единым духом на куски порезал. Настоящие цари города да крепости строили, а ты Казань спалил, Рыбинск спалил, Калугу спалил... Настоящие цари Русь от татар ослобонили, а ты опять полцарства нехристям отдал...

— Дайте время — все поправлю, детушки! С божьей помощью...

— Какой бог-то тебе помогать взялся? Ай Христос тебе советовал русскую землю зорить? Не ошибочка ли вышла? Не принял ли ты в боги какого-нибудь... черного да хвостатого? Не на него ли, нечистого, и надеешься?