Пугачев Победитель

Ты, твое величество, так рассуди. Ну, скажем так, бывало, что наехамши гости дворянского сословия делали, значитца, побаловаться- Ну, на то у господов были, скажем, приспособлены дворовые девки, которые уже порченые. Все одно, порченые, говорю, потому что дворовые. Нас это не касаемо. А наших девок трогать не полагается...

Мысль понравилась: в самом деле, почему не побаловаться с дворовыми? Баре же с ними баловались? Был отыскан Анемподист, и анпиратор грозно приказал ему немедленно «представить» всех дворовых девок. Анемподист сослался на то, что девки разбежались, разбрелись по избам того же села. Анпиратор отправил на село вооруженный отряд отыскивать и сгонять в усадьбу беглянок и вменил в обязанность сельчанам помогать в этом деле, а кто будет девок прятать и укрывать, тому не миновать плетей.

Мало-помалу дворовых девок выловили, приволокли и заставили прислуживать пирующим.

Из барских погребов давно уже были выкачены на двор бочонки с домашним пивом, с медом, с водкой, наливками и настойками. Пугачевцы пили и заставляли пить других, особенно баб. В одном углу обширного барского двора задорно тренькала балалайка, гудела и визжала сопелка. Столы были завалены всякой снедью. Насытившиеся и опьяневшие плясали или орали песни, пьяных баб и девок тащили в орешник, на сеновалы, на берег пруда. В тинистой и сильно припахивающей гнилью воде барахтались голые мужики и бабы, слышался гогот и визг. Вспыхивали драки, люди схватывались врукопашную, валили друг друга наземь, волочили за волосы, топтали, душили, кусали.

В одной из комнат барского дома расположились «анпиратор» и горбатый «наследник пристола». Между ними шел дружеский разговор.

Ну и жох же ты, парень! — лениво скребя спину, выговаривал «анпиратор».

Ты тоже хорош! — отвечал горбатый.— Из двоенных малярей да в царские, скажем, сыны...

Так что! Ты вон из кучерей да в анпираторы! — возражал горбатый.— А сам-то наш главный заводик — из острожных жителев...

Попал в струю. Может, в сам-деле до Москвы юберется. Ежели только Михельсонов ему печонки не отшибет. Здоров Михельсонов-то?

Это тот, который тебе спину батогами распи- *л? — с ехидцей спросил горбатый.

И вовсе не тот, и не батогами, а арапниками! — поправил его Аким добродушно.—Драли, можно ска-

;ггь, на совесть.. Да и у тебя, сыночек богоданный, • к ели спинку суконочкой потереть, кой-чего проявится. Драли, поди, и тебя не однова?

Раньше нас драли, теперь мы дерем,— злобно 11 иетил горбатый.— Я так смотрю: хошь час да мой. Два века не жить. Попользуюсь, чем бог послал...

Ай не боишься? — подмигнул Аким.

А чего мне бояться? Двум смертям не бывать.

Так-то так, а я, паря, дюже побаиваюсь: первое дело, на сем свете может здорово влететь, а второе — и том, скажем, свете черту в лапы попадешь. Не миновать... Мне и сны все такие снятся. Попал, мол, я в теплое место, а там черти, а там черти. Да страшен- ш 1С. Да все с рогами.

Горбатый поежился, потом дерзко ответил:

А мне плевать! Может, ничего и нету!

Как так? — изумился Аким.

А оченно просто. Подох ты — лопух из тебя вырастет, только и всего.

Да душа-то у тебя есть?

Горбатый задумался, потом тряхнул уродливой головой.

Все говорят: душа и все такое прочее. А кто эту самую душу видал?

Бог-то имеется?

А я почем знаю? Может, имеется, а может и нет...

Одно скажу: ежели бы бог был, рази он позволил бы нам с тобой такие дела делать?

Нет, ты того не говори! — строго заметил Аким.— Как это так, чтобы бога да вдруг не было? Ежели домовой имеется, водяной, то как же без бога?

Горбатый усомнился в существовании не только бога, но и домовых, и водяных. Тогда Аким, пугливо озираясь по сторонам, шепотком выговорил:

Да я домового сам, своими глазами сколько разов видал!

Врешь, поди? — переспросил горбатый.

Побей бог, сколько разов видал! На нашем «Соколе» одного видал, серенький такой старичок, будто мышь, нос крючком, а глаза злющие...

Раздался отчетливый звук треснувшего сухого дерева. За старыми вылинявшими и покрытыми рыжими пятнами штофными обоями что-то зашуршало. Собеседники побледнели.

Свят, свят, свят,— пробормотал испуганно Аким,— да разразятся врази его... Яко дым..

Горбатый принужденно засмеялся. Потом спросил:

А что ты делать собираешься?

Ох, паря, сам не знаю! — сокрушенно признался Аким.—Боязно уж очень. Как задремаю, так мне виселицы мерещатся. Стоят, будто, рядышком, и сколько их — не перечтешь. А на каждой по человеку болтается. Я будто бы мимо иду, и так страшно, так-то страшно...

А, ну тебя!—рассердился горбатый.— Чего ж ты в анпираторы лезешь?

Да куда же мне было деваться? — оскорбленно ответил Аким.— Марьсеменну-то, госпожу Лядову, все одно, по темечку Моська с Гришкой тюкнули.. А мы как сироты. Одно слово, как неприкаянные сделались, ну, и полезли, как тараканы. Теперь и рад бы выскочить, да как?

А я так думаю. Набрать бы мне червончиков-ло-

банчиков да сигануть, скажем, к полякам, а то хошь п к туркам. С деньгами везде можно!

К туркам? К нехристям? Которые конину жрут?