Да тебе-то что? Разве не все одно? Подумав, Кирюшка, спросил:
А отчего, тятька, у него нос такой?
Какой такой?
Будто слива!
И опять причетник забулькал, щуря глаза.
Слива, гришь? Н-ну, так полагается Одно слово— царский нос. Орлиный.
А рази у орла нос-то сливою? У него—крючком.
Да отвяжись ты! — рассердился причетник.— У одного крючком, у другого—ящичком..
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
П
ока отец Сергий служил обедню, по дороге из Безводного в Курганское втягивались отдельными довольно многолюдными группами сторонники Акима и Назарки. Многие ехали в телегах, другие шли пешком, были и такие, что тащили с собой всякую рухлядь, награбленную в Безводном, или гнали собственный или чужой скот. Втянувшись в Курганское, пришедшие разбредались по избам, часть же принялась устраиваться табором на обширной пыльной, поросшей тощей травой площади. На улицах и особенно на площади шла суетня, стоял многоголосый гул, слышалась перебранка, бабий визг, что-то пьяное пение. Посреди площади стоял, поднимаясь над окружившей его толпой, приведенный из далеких степей облезлый верблюд, презрительно озиравший галдящую толпу своими черными глазами.
К концу обедни на той же площади стали появляться люди, пришедшие в Курганское с другого конца — по дороге, связывающей Курганское с деревушкой Анниндар, принадлежавшей помещику Арапову. Это и были передовые второй шайки пугачевцев, весть о приближении которой всполошила Назарку и Акима.
Прошло некоторое время. Наконец, когда анпиратор Аким и его енарал Назарка уже выбрались из церкви на площадь и криком собрали вокруг себя человек до ста вооруженных сторонников, по дороге из деревеньки Арапова прошел на площадь отряд вооруженных неуклюжими пиками конников, среди которых был напоминавший длинноногого
наука огненно-рыжий горбун лет тридцати в ямщицкой шапке с павлиньим пером. Одет он был м старый зеленого сукна гренадерский мундир с серыми отворотами, плисовые шаровары и красные сафьяновые сапоги восточного образца с загнутыми вверх носками.
Что за шум, а драки нету? — поинтересовался горбун.— По какой причине скопление? Что за люди?
Попавшийся ему по дороге парень из Безводного, вертевший в руках усаженную гвоздями дубину, ответил, глупо ухмыляясь:
По случаю пребывания царского величества осударя Петра Федоровича с енаралами и адмиралами.
Это откедова же такая знатная персона сюды пожаловала?— злобно вопрошал горбун.
Из Безводнова. А ты кто будешь?
Вот я тебе покажу, кто я! — визгливо крикнул горбун, наезжая на безводновца и норовя достать того нагайкой.
Безводновец увернулся и угрожающе взмахнул своей страшной дубиной.
Не замай. Ребята-а! Наших бьют!
Горбун, не обращая на него внимания, подъехал к вышедшим из церкви Акиму и Назарке.
Кто такие будете?
Назарка, не без тревоги поглядывая вокруг, ответил:
Находисся перед светлыми очами его царского величества, осударя Петра Федорыча всея Руси!
Горбатый обратился к тупо глядевшему на него
Акиму:
Это ты-то и есть царское величество?
Мы! — ответил нерешительно Аким.
Тэк-с,— прошипел горбатый.—А я-то кто же тогда буду?
А ты кто?
А я тоже царское величество. Хошь кого спроси!
Вертевшийся тут же Кирюшка радостно взвизгнул:
Тятька! Еще анпиратор! Рыжий!
Два анпиратора злобно меряли друг друга глазами, словно два волка. Вокруг того и другого собрались их сторонники. Количественный перевес был у акимовцев, но сторонники рыжего горбуна все были на конях, тогда как с Акимом было всего человек десять вершников.
Будем биться или будем мириться? — спросил вполголоса Аким.
А этот как придется! — ответил горбун.— Ежели ты отсюда убересся, то будем мириться.
Бона! Почему я должен убираться? Разе не я первый сюда пришедши? — заспорил Аким.— Нас больше, мы тебе бока-то обломаем...
Бабушка надвое сказала!—огрызнулся горбатый, однако убедившись, что акимовцев действительно много и что его собственные сторонники не очень-то охочи драться, переменил обхождение.
Когда так, пусть будет так! Для чего драться, когда можно мириться. Ну, ты будь анпиратор, а я буду цесаревич.
То есть, как это? — удивился Аким.
Оченно просто. Ходи ты в Петрах Федорычах, а я буду в Павлах Петровичах. Ты, мол, отец и все такое, а я твой, скажем, перворожденный сын и твоего пристоль отечества законный наследник. По рукам?
Аким почесал пятернею затылок, потом потрогал побаливавший нос и ухмыльнулся.
Ловко придумал, парень. Ну, давай целоваться, что ли!
Горбатый сошел с коня, и они обнялись.
Назарка закричал:
Виват!
Успевший забраться на колокольню причетник затрезвонил в малые колокола.