Птицелов

— Какого беса, как язычник может быть допущен… — крикнул было Марвин, и Лукас взглянул на него так, что он на миг онемел. А потом понял: это страх. «Он смотрел на меня так вчера, перед тем как ударил. А я запомнил. И теперь мне стало страшно. Проклятье, сто, тысяча проклятий на его голову!»

Марвин осенил себя святым знамением. Его рука слегка подрагивала — он не знал, от боли или от лихорадки, а если от злобы — то на Лукаса или на самого себя. «И тебя я убью, — мысленно пообещал он, глядя ему в глаза. — Вместе со всеми остальными. Убью вас всех, заберу Рысь и младенца и уеду отсюда. И сожгу здесь всё к бесу…»

— Начнём, — сказал Лукас и бросил последнюю окровавленную льдинку в чашу. Тихо заплескалась вода, успевшая натечь из подтаивающего льда.

— Я не буду ничего свидетельствовать, пока её здесь нет!

У него заныла челюсть от одного только взгляда, который Лукас на него бросил.

«Я же просил, чтобы ты мне доверился!»

«Да пошёл ты со своим доверием».

— Сэйр Лайам, будьте любезны, передайте сэйру Ойреку, что его присутствие необходимо для проведения обряда. И прошу вас, поторопитесь. Лёд тает.

Марвин стиснул зубы. Лёд, успевший полностью растаять в жертвенной чаше до завершения освящения — дурной знак для ребёнка. Марвин собственноручно подставлял под удар своего только что родившегося будущего короля. Но и Рысь он тоже подставлял под удар. Конечно, Лукас обещал позаботиться обо всём… и, да, ему очень хотелось довериться Лукасу… Хотелось, точнее, не ему, а той его измученной и избитой части, которая хотела только покоя и спать, и не слышать больше криков и стонов — её, своих… чтобы всё это просто закончилось поскорее.

Эту часть себя Марвин открыл здесь, в Нордеме. Он её ненавидел. Он и Нордем теперь ненавидел ещё сильнее, чем Балендор. Каким же смехотворным ребячеством теперь казалось всё, что было в Балендоре…

Эта его часть доверила судьбу Рыси её отцу. Но сам Марвин отказывался это сделать.

Ойрек пришёл быстро. Рысь он вёл за собой на цепи, обмотанной вокруг её пояса. У Марвина при виде этого потемнело в глазах, но он поймал предостерегающий взгляд Лукаса и сдержался. Хорошо, теперь она здесь. Она здесь, и её отец не позволит ничего сделать ей у него на глазах. В это Марвин верил твёрдо.

— Благодарю вас, — сказал Лукас голосом, куда более холодным и острым, чем лёд, резавший ему пальцы. — С милостью Единого и волею его, всё-таки начнём.

Марвин плохо знал этот обряд — обычно наблюдать освящение звали только близких друзей и родственников, а у друзей Марвина дети рождались нечасто. Но в целом он знал, что должен делать, да и Лукас ему помогал, незаметными жестами подсказывая, где встать и что сказать. Марвин только теперь позволил себе изумиться тому, что этот человек стал патрицианцем. Среди близких знакомых Марвина не было рыцарей ордена, но он знал, что это благороднейшие и наиболее доблестные из рыцарей, до последнего верные долгу перед Богом и королём — не зря ведь среди приспешников Мессеры их почти что и не было! И, держа на руках проснувшегося и залившегося плачем наследника, Марвин испытал благодарность к Лукасу, внезапно ставшему из его личного врага едва ли не другом — потому что он был другом святому ордену, королю и Единому, и это было так хорошо — в глуши севера, среди предателей и врагов увидеть вдруг луч света истины. Потому что даже если этот непостижимый человек пришёл к богу — стало быть, истина действительно с ним…

— Эй, дымом тянет!

Марвин вздрогнул с такой силой, что чуть не выронил младенца. Тот выгнулся дугой и снова заорал во всю мощь своих лёгких. Марвин понимал, что ребёнку страшно и неприятно в его грубых неуклюжих руках, что малыш продрог от ледяной воды, в которую его окунали уже несколько раз, но отчего-то этот крик будущего короля поверг Марвина в такое отчаяние, что он не сразу сообразил, что происходит.

— Дым, точно, дым! А ну, все вниз! Ах ты ж срань Ледорубова!

Несмотря на чудовищность такого святотатства в стенах часовни, стены святилища почему-то не обрушились на богохульника. Им, стенам, было недосуг, что их и впрямь затягивает дымом, просочившимся под дверью и ползущим к алтарю.

— Откуда тянет? Где горит-то? А ну стоять! Да не толпись, мать твою!

Кто-то вырвал ребёнка из рук Марвина. Он обернулся и увидел Лайама, одной рукой прижимавшего к себе младенца, а другой выхватившего меч. Взгляд его был совершенно безумен.

— Не подходить, — прошептал он и бросился к двери. Остальные рыцари уже бежали вниз, пытаясь понять, откуда тянет дымом. Добросовестные конвоиры Марвина нерешительно оборачивались на дверь, ещё несколько рыцарей топтались у входа в зал. Ойрека с Рысью среди них не было.

— Склад! Склад горит!!! Все на выход!

Зал вмиг опустел.

И тогда крепкие пальцы стальной хваткой вцепились Марвину в плечо.

— Тихо. Ни звука. Иди за мной.

Дым уже заполнил большую часть зала, драл горло и щипал глаза. Марвин как в тумане шагнул вперёд, позволяя обладателю стальных пальцев увлечь его за собой. За дверьми уже было не продохнуть от густого, едкого дыма.

— Что ж это горит? — прохрипел Марвин.