Птицелов

— Хлопок. Целые груды хлопка. Похоже, до Мессеры тут держали контрабанду. За мной.

И Лукас ступил по лестнице не вниз, а вверх, к люку, выводившему на крышу.

— Что за… — начал Марвин и закашлялся. Лукас молча тащил его за собой, не выпуская ни на миг. Марвин на заплетающихся ногах шёл за ним. Он уже слышал, как трещит пламя внизу, слышал приглушённые крики, и подумал, что тут что-то не так… Его одновременно бил озноб и пробирал жар, руки сводило судорогой от холода, а в ушах всё ещё звенел надрывный крик младенца.

— Ребёнок! — вскрикнул Марвин. — И… Рысь! Король! Мой король!

— Заткнись и шагай, — рявкнул Лукас и, распахнув дверь, с силой толкнул Марвина в затылок. Его рука была скользкой от крови.

Марвин оказался снаружи, вдохнул морозный воздух и понял, что стоит на стене. Пока они находились в часовне, стало смеркаться, и отблески пламени из нижних бойниц озаряли подступающую темноту. Двор форта был затянут дымом, снизу доносились крики и топот.

— Налево, — сказал Лукас, — да смотри не свались.

Предупреждением он не ограничился и снова схватил Марвина за плечо. Они прошли с десяток шагов вдоль стены, преодолев половину расстояния до следующей башни, когда Лукас сказал:

— Стоять.

Марвин посмотрел вниз и увидел узлы верёвочной лестницы, привязанные к зубцам стены. Лестница была спущена вдоль наружной стороны форта, её конец почти терялся в быстро подкрадывающихся сумерках, но Марвин видел, что он болтается где-то у самой земли. До леса от этой части стены было рукой подать.

— А теперь молча и очень быстро — вниз! — приказал Лукас, и Марвин посмотрел на него впервые с того мгновения, когда закричали про пожар.

— Что вы делаете? — спросил он, прекрасно осознавая глупость вопроса. Лукас тоже не мог её не заметить и бросил с яростью, которой Марвин за ним никогда не замечал:

— Спасаю твою шкуру, идиот! И свою заодно. Ну, живо вниз, кому сказано! Или тебе помочь?

— А ну ни с места, сучьи вы дети!

Марвин обернулся. Ойрек был внизу, у стены, среди стелящихся клубов дыма. Рысь стояла рядом с ним на коленях, упираясь руками в землю; в одной руке Ойрек сжимал конец её цепи, намотанный на кулак, а в другой — меч, занесённый над её головой. Марвин не видел этого, не мог видеть в сумерках и в дыму — но он просто знал, что именно так и есть. Одного только налившегося кровью лица Ойрека и его рёва было довольно, чтобы это понять.

— Лукас Джейдри! Ты, сучий потрох, слышишь меня?! А ну спускайся вниз вместе со своим щенком! Слышишь, мразь патрицианская?! Что, решил драпануть и не платить? Не выйдет! Спускайся живо, не то порублю твою сучку на куски не сходя с места, понял ты меня?!

— Там Рысь, — задыхаясь, сказал Марвин. — У него Рысь!

— Вижу, — ответил Лукас. Он смотрел вниз. Рысь подняла голову и тоже смотрела на него. Вряд ли они могли чётко видеть лица друг друга, но Марвин молился, чтобы так и было. Он шагнул по стене к следующей башне, собираясь спуститься через неё, и Лукас мгновенно сгрёб его за плечо.

— Куда?!

— Надо вернуться.

— Куда вернуться, дурья твоя башка?! Теперь они тебя точно не выпустят!

— Рысь у него! — закричал Марвин, взбешённый такой глупостью. — И он сейчас убьёт её, если…

— Чего ждёшь, паскуда?! Минуту тебя даю! — заорал Ойрек снова, и, схватив Рысь за волосы, дёрнул её голову вверх. Марвин слышал, как она вскрикнула. И увидел её глаза — не мог видеть, но увидел…

Она смотрела не на него. Она смотрела на Лукаса. Так, как на Марвина не смотрел никто и никогда. И он был этому даже рад, потому что этот взгляд душу выворачивал наизнанку. И даже зная, что этот застывший, беззвучный вопль страха и любви предназначен не ему, Марвин содрогнулся…

И тут же вспомнил, что на него всё-таки смотрели — так.

Гвеннет — перед тем, как бросилась из окна.

— Нет! — закричал Марвин, зная лишь одно: он не должен, не может, не смеет допустить это ещё раз, тогда он не знал, что значат эти глаза, а теперь знает, нет, не на этот раз, на этот раз он должен её спасти… Пусть даже она молит о спасении вовсе не его. — Нет, стой, подо…

Закончить он не успел. Чудовищный удар отбросил его на зубцы стены и на мгновение оглушил. А через секунду твёрдая, непоколебимая рука схватила его за шиворот, вздёрнула на ноги и перебросила через стену. Долю мгновения Марвин падал, а потом в инстинктивном порыве ухватился за канаты верёвочной лестницы и повис с другой стороны стены.

— Вниз! — закричал Лукас над самой его головой. — Вниз, или, Богом клянусь, перерублю канаты!

«Вниз… а Лукас, что Лукас? Вернётся один? Но… как же, зачем, я не понимаю, ведь Ойрек приказал, чтоб мы вернулись оба…»

И тут он услышал крик. Не мог слышать, так же как не мог видеть мгновениями раньше её глаза. И крика слышать тоже не мог. Но услышал. Короткий, мучительный, жуткий крик, полный не боли, а ужаса и тоски. Крик существа, которое за миг перед смертью осознало, что его предали, что вся его жизнь была отдана ложному богу и прожита зря.